Россия в поворотный момент истории

В социалистических партиях очень многие относились к слухам о грядущем большевистском восстании как к «контрреволюционной фальшивке». Левые партии, не оправившиеся от недавнего Корниловского мятежа и находясь под воздействием изощренной каменевской пропаганды, беспокоились только об «угрозе справа». Как я уже демонстрировал, такой угрозы вовсе не существовало, и Ленин прекрасно знал это еще 30 августа.

Следует напомнить, что, готовясь нанести удар по Петрограду, правые заговорщики старались «организовать» в этом городе большевистский мятеж. Сейчас же, в середине октября, все сторонники Корнилова, и военные, и гражданские, получили указание саботировать правительственные меры по подавлению большевистского восстания.

Таким образом, борьба имела трехсторонний характер.

И большевистская, и правая печать, и большевистские, и правые агитаторы нападали на меня с одинаковым рвением. Разумеется, в своих оскорблениях они использовали разную терминологию: большевики называли меня «Бонапартом», а правые – «полубольшевиком», но и для того и для другого лагеря мое имя служило символом демократической, революционной, свободной России, которую нельзя уничтожить, не уничтожив возглавляемое мной правительство.

И большевики, и Корнилов прекрасно понимали, что, разрушив моральный авторитет обладателей верховной власти в республике, они на многие годы парализуют все демократические и народные силы в России.

Но, как и в Смутное время за триста лет до того, у многих ответственных государственных деятелей и политиков политическое самосознание притупилось. Их воля ослабела, а терпение иссякло как раз в тот момент, когда на карту была поставлена судьба России, когда русский народ, как справедливо указывал Черчилль, держал победу в своих руках.

Я твердо убежден, что восстание 24–25 октября не случайно совпало с серьезным кризисом в австро-германских отношениях, точно так же, как контрнаступление Людендорфа «совпало» с неудачным мятежом Ленина в июле.

К 15 ноября Турция и Болгария собирались заключить сепаратный мир с Россией. Около 20 сентября мы неожиданно получили секретное послание от графа Чернина, министра иностранных дел Австро-Венгерской монархии. В этом письме, дошедшем до нас через Швецию, утверждалось, что Австро-Венгрия без ведома Германии готова подписать мир. Согласно договоренности представители Вены должны были прибыть на конференцию о целях войны, которая открывалась в Париже 3 ноября.

Людендорф и все прочие сторонники войны до последней капли крови, вероятно, узнали обо всем этом еще раньше нас. Отныне целью Людендорфа было не допустить выхода Австрии из войны, а план Ленина заключался в том, чтобы захватить власть прежде, чем правительство успеет разыграть эту козырную карту, которая лишала Ленина всяких шансов на захват власти.

24 октября Ленин отправил в свой ЦК истерическое письмо, в котором говорилось:

«Товарищи!

Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно…

Нельзя ждать!! Можно потерять все!!..

Было бы гибелью… ждать колеблющегося голосования 25 октября…»[160]

Ночью 23 октября «военно-революционный комитет» Троцкого, больше не маскируясь, начал издавать приказы по захвату правительственных учреждений и стратегических точек в городе.

Имея документальные доказательства о надвигающемся восстании, я в 11 часов утра 24 октября отправился прямо на заседание Совета Республики и попросил председательствующего Авксентьева немедленно дать мне слово.

Я уже произносил речь, когда ко мне подошел Коновалов и протянул записку. Наступила долгая пауза, пока я читал записку, а затем я продолжил:

«Мне сейчас представлена копия того документа, который рассылается сейчас по полкам: «Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов грозит опасность. Предписываю привести полк в полную боевую готовность и ждать дальнейших распоряжений. Всякое промедление и неисполнение приказа будет считаться изменой революции. За председателя Подвойский: Секретарь Антонов». (Крики справа: «Предатели!») Таким образом в столице в настоящее время существует состояние, которое на языке судейской власти и закона именуется состоянием восстания. В действительности это есть попытка поднять чернь против существующего порядка и сорвать Учредительное собрание и раскрыть фронт перед сплоченными полками железного кулака Вильгельма! (Возглас в центре: «Правильно!» Слева шум и возгласы: «Довольно!»)

Я говорю с совершенным сознанием: чернь, потому что вся сознательная демократия и ее Центральный исполнительный комитет, все армейские организации, все, чем гордится и должна гордиться свободная Россия, разум, совесть и честь великой русской демократии протестует против этого. (Бурные аплодисменты на всех скамьях, за исключением тех, где находятся меньшевики-интернационалисты…)