Россия в поворотный момент истории

«В первой палате я увидел раненых рабочих, небрежно сваленных на пол и на лавки… Воздух раздирали стоны жертв. Мне приходилось вставать на колени в огромные лужи крови, чтобы исповедовать умирающих, и едва я успевал отпустить грехи одному, как меня уже звали к другому. Все умирающие клялись, что у них были самые мирные намерения и что они просто хотели подать прошение. Я верил им. Умирающий человек не лжет».

Ленский расстрел 4 апреля 1912 г. стал сигналом к новой вспышке общественной деятельности и революционной агитации. Протесты раздавались повсюду – на заводах, в печати, на партийных собраниях, в университете и в Думе. Правительство было вынуждено назначить комиссию, уполномоченную расследовать на месте обстоятельства расстрела. Комиссию возглавлял бывший министр юстиции в кабинете Витте С.С. Манухин, пользовавшийся всеобщим уважением. Он лично отправился на прииски. Тем не менее общественное мнение не было удовлетворено; думская оппозиция (либералы, социал-демократы и трудовики) решили послать на расследование собственную комиссию. Главой комиссии назначили меня. Я пригласил участвовать в работе комиссии двух московских юристов, С.А. Кобякова и А.М. Никитина. Поездка оказалась исключительно интересной. Мы ехали на поезде, на тройке, на паровом катере, а последнюю часть пути проделали на шитике[29]. Красоту, которая окружала нас на Лене, невозможно описать. На одном берегу мы видели дома, а на другом – девственные леса. На рассвете к реке на водопой выходили целые медвежьи семьи.

На всем пути вниз по Лене мы встречали политических ссыльных, и я провел несколько незабываемых часов со знаменитой «бабушкой русской революции» Екатериной Брешковской, с которой тогда встретился впервые.

На золотых приисках сложилось довольно щекотливое положение. Правительственная комиссия во главе с сенатором Манухиным располагалась в одном доме, а через улицу в другом доме находился штаб нашей комиссии. Обе комиссии вызывали свидетелей и подвергали их перекрестному допросу. Обе записывали показания служащих компании и готовили отчеты. Сенатор Манухин отсылал свои зашифрованные доклады в министерство и царю, а мы отправляли телеграммы в Думу и в печать. Нужно ли говорить, что администрация приисков была крайне недовольна нашим появлением, но ни сенатор, ни местные чиновники не мешали нашей работе. Напротив, генерал-губернатор Восточной Сибири Князев симпатизировал нам, а иркутский губернатор Бантыш и его специальный помощник А. Мейш оказывали всяческое содействие. В результате общественного расследования компания лишилась права на монопольную разработку приисков и ее администрация была полностью реорганизована. Трущобы, в которых жили рабочие с семьями, снесли и заменили новыми зданиями. Жалованье рабочим повысилось, условия труда значительно улучшились. У нас были все причины гордиться результатами совместного начинания.

Выборы в Государственную думу

Я никогда особо не задумывался о будущем и не строил политических планов. Единственным моим желанием с самого начала политической деятельности было стремление служить стране. Вот почему для меня стало полной неожиданностью, когда во время одного из процессов в Петербурге осенью 1910 г. ко мне обратились Л.М. Брамсон, лидер фракции трудовиков в Первой Думе, и С. Знаменский, член ЦК этой партии, с предложением участвовать на выборах в Четвертую Думу в качестве кандидата от трудовиков. Возможность попасть в Думу никогда не приходила мне в голову, и такое предложение оказалось полным сюрпризом. Я узнал, что фракцию трудовиков в Думе предполагается расширить за счет вхождения в нее других народнических групп. Кроме того, мне сообщили, что депутат должен владеть собственностью, и поэтому настаивали, чтобы я обзавелся ею. Я всегда сочувствовал народническому движению, поэтому без колебаний принял предложение.

Поскольку у меня не было никаких партийных связей, для избирательной кампании мне отвели самую трудную территорию – Саратовскую губернию, где вследствие столыпинского избирательного закона были очень прочны позиции дворянства. Другим кандидатам достались такие «демократические» губернии, как Вятская и Пермская. Однако, как оказалось впоследствии, все прочие кандидаты выбыли из борьбы, и осенью 1912 г. я остался единственным из 15 новых кандидатов от группы трудовиков.

Вернувшись с Ленских приисков, я отправился в Вольск, уездный город в Саратовской губернии, где начиналась моя кампания. До этого я был в Вольске всего один раз, когда вступал во владение собственностью, дающей мне право участвовать в выборах. Стоявший на Волге Вольск был живописным старорусским городком. Свободолюбивые традиции и буйный дух независимости, присущие горожанам, восходили еще ко временам крестьянского восстания Пугачева во второй половине XVIII в.