Россия в поворотный момент истории

Репрессии, последовавшие за революцией 1905 г., продолжались с конца 1906 г. до начала 1909 г. После того как карательные экспедиции подавили крестьянские и прочие восстания, началась охота за остатками революционных организаций – за бандами, как их называли власти. Жертв этой охоты передавали в военные трибуналы. Проводилась кампания систематического судебного террора, не только аморальная, но и бессмысленная, поскольку революционная волна уже отступала и люди возвращались к обычной повседневной жизни. Беда в том, что власти не могли забыть событий 1905–1906 гг. и не хотели, чтобы общественность тоже об этом забыла.

Юридическая гарантия прав подсудимых не соблюдалась в специально созданных военных трибуналах, учрежденных Столыпиным 19 августа 1906 г.[26] Их создание вызвало в стране такую бурю негодования, что Столыпин даже не ознакомил со своим нововведением Думу, как обязан был сделать согласно закону в течение двух месяцев после ее созыва.

Многие политические дела рассматривались в окружных военных трибуналах. Главным военным прокурором в то время был генерал Павлов, безжалостный человек, требовавший, чтобы судьи исполняли свой «долг», не обращая никакого внимания на аргументы защиты. Но его век оказался недолгим. Ожидая покушений на свою жизнь, Павлов принимал всевозможные предосторожности. Он никогда не покидал здания Главного военного суда, где у него имелась квартира с садом, окруженным высоким забором. В этом-то саду его и убили террористы.

Из числа военных судей в прибалтийских провинциях особенно выделялся некий генерал Кошелев, прославившийся своей патологической жестокостью. Он был садистом и имел привычку рассматривать порнографические открытки во время слушания тех дел, в которых обвиняемым грозила смертная казнь. В конце 1906 – начале 1907 г. он председательствовал на так называемом процессе «Тукумской республики» в Риге, на котором я был одним из защитников. Во время восстания в Тукумсе в 1905 г. было убито 15 драгун. На процессе очень быстро выяснилось, что Кошелев заинтересован не в установлении истины, а только в том, чтобы отобрать 15 обвиняемых, повесить их и тем самым отомстить за убитых драгун. И эти 15 человек были казнены.

Согласно правилам судье в военном суде всегда помогали четыре полковника, с которыми он консультировался. Предполагалось, что эти полковники, избиравшиеся по очереди из состава местного гарнизона, сыграют роль независимого жюри. Однако в прибалтийских губерниях военные власти нарушали и дух, и букву этого правила, назначая постоянными членами трибунала двух самых послушных офицеров, чтобы они сопровождали судью на всех процессах, которые он вел в Прибалтике.

Конечно, не все военные судьи походили на Кошелева. В прибалтийских губерниях были двое других судей, Арбузов и Никифоров; последний представлял собой полную противоположность Кошелеву. Будучи очень набожным, он ходил молиться в церковь всякий раз перед вынесением смертного приговора. Осенью 1908 г. он вел процесс так называемой «Северной боевой организации» социал-революционеров – независимой террористической группировки. Ее возглавлял эстонец Трауберг, подозревавший, что в руководстве партии эсеров скрывается высокопоставленный агент-провокатор. Достойное поведение Трауберга на суде произвело впечатление на всех присутствующих, убедившихся, что он говорит правду. В какой-то момент, когда заместитель прокурора Ильин, очень амбициозный человек, попытался запугать подсудимого, Никифоров резко осадил его:

– Если Трауберг это говорит, значит, так оно и есть.

Были и другие достойные судьи, такие как генерал Кирилин из Санкт-Петербургского военного округа, который безупречно вел процессы, несмотря на давление сверху.

Я предпочитал работать в провинциальных военных трибуналах, где на судей все же давили не так сильно. Помню дело об экспроприации Миасского казначейства на Южном Урале. Его рассматривал военный трибунал в Златоусте. Как обычно, председательствовал в суде генерал, окончивший Военно-юридическую академию, а помогали ему четыре полковника – но в данном случае они не подвергались никакому давлению. Все обвиняемые были очень молодыми людьми, членами группы социал-демократов большевиков во главе с Алексеевым, сыном богатого купца из Уфы. Нам удалось доказать лживость ряда обвинений, и судья оправдал некоторых подсудимых.

Впоследствии Алексеев рассказывал мне об экспроприациях, осуществлявшихся его группой. Официально Ленин и большевистская печать осуждали экспроприации как «мелкобуржуазную практику» левых эсеров и максималистов.

– Как же вы совершали эти экспроприации, – спросил я Алексеева, – при таком отношении вашей партии?