Россия в поворотный момент истории

Вернувшись в Петроград, я нашел на своем столе телеграмму из Саратова, где сообщалось, что после моего отъезда были арестованы многие общественные деятели из числа встречавшихся со мной. Протопопов, как и я, был родом из Симбирска, и мы находились в хороших отношениях, поэтому я сразу же позвонил ему и попросил о встрече.

– Приходите прямо сейчас, мои двери всегда открыты для вас, – ответил он.

Новый министр, одетый в мундир шефа жандармов, сердечно приветствовал меня на пороге своего просторного кабинета. Форма чрезвычайно шла ему, но я никак не мог понять, зачем ему понадобилось ее надевать. Как только я вошел, он начал говорить мне о возложенной на него огромной ответственности, а также о планах и проектах на будущее. При первой же возможности я вручил ему телеграмму и начал излагать подробности своего визита в Саратов. Он прервал меня, нажал на кнопку и воскликнул:

– Мы немедленно все уладим!

Рядом с ним появился молодой помощник. Передав ему телеграмму, Протопопов сказал:

– Немедленно протелеграфируйте освободить лиц, упомянутых в этой телеграмме.

На левой стороне министерского стола я заметил вставленную в рамку репродукцию знаменитой картины Гвидо, на которой изображалась голова Христа с удивительными глазами – издалека они казались закрытыми, но, если подойти поближе, становилось ясно, что глаза открыты. Повернувшись ко мне, Протопопов заметил:

– Вижу, что вы удивлены, не так ли? Вы все время неотрывно глядели на Него. Я никогда не расстаюсь с Ним. Всякий раз, как нужно принимать решение, Он указывает мне верный путь.

У меня возникло впечатление, что здесь происходит что-то зловещее. Протопопов продолжал говорить, но я больше не слушал его. Меня охватил ужас. С кем я имею дело – с душевнобольным или с шарлатаном, ловко внедрившимся в нездоровую атмосферу апартаментов царицы и «маленького домика» Анны Вырубовой?

Я знал Протопопова как нормального, элегантного, хорошо воспитанного человека, и произошедшая с ним перемена была совершенно загадочной. Протопопов продолжал излагать свои планы по спасению России, но я больше не мог этого вынести. Не дав ему закончить, я поднялся, с улыбкой поблагодарил и чуть ли не бегом покинул его кабинет.

Я направился прямо в Таврический дворец, где заседала Дума, и ворвался в кабинет Родзянко, где собралось несколько членов Думы. Не в силах сдерживать себя, я почти прокричал:

– Господа, он безумен!

– Кто безумен?

Я сообщил обо всем, что только что произошло у нас с Протопоповым. Когда я упомянул его мундир, Родзянко рассмеялся и добродушно сказал:

– Вы же сами сказали, что он безумен; потому-то он и носит мундир шефа жандармов – в нем он приходил даже сюда, к нам.

После этого он поведал мне историю назначения Протопопова. Тем летом делегация из самых видных членов Госсовета и Думы посетила Париж, Лондон и Рим. Этих делегатов – всех до единого либо входивших в «Прогрессивный блок», либо сочувствовавших ему – отправили укреплять дружеские связи с союзниками. Протопопов, как заместитель председателя Думы и превосходный лингвист, был главой делегации, и, по словам Милюкова и Шингарева, которые также входили в делегацию, в исполнении своей миссии он проявил большой такт и мастерство.

На обратном пути он провел несколько дней в Стокгольме, где встречался с немецким банкиром Варбургом, близким другом Люциуса, немецкого посла в Швеции. Русским властям было известно, что Люциус руководит пораженческой пропагандой и всей немецкой разведывательной сетью в России. В результате, когда об этой встрече стало известно, в Думе и по всей стране разразилась буря негодования.

Тогда Протопопов попытался доказать, что встреча была организована с согласия Неклюдова, русского посла в Швеции. Неклюдов, человек высоких нравственных качеств, вел чрезвычайно трудную, но очень успешную борьбу против попыток Германии втянуть Швецию в войну с Россией. Узнав, что Протопопов воспользовался его именем, чтобы оправдать свою секретную встречу, Неклюдов сообщил в Министерство иностранных дел, что он узнал о сенсационном свидании post. factum и предупредил Протопопова о возможных последствиях[57].

Тем не менее Протопопов сразу же после скандального стокгольмского дела был назначен на должность министра внутренних дел. Вскоре после этого вся история стала достоянием гласности.

Судя по всему, Протопопов страдал от неизлечимой венерической болезни и долгие годы лечился у доктора Бадмаева. Именно в доме Бадмаева он познакомился с Распутиным, который без труда подчинил себе человека с расстроенной психикой, хотя Протопопов изо всех сил старался скрыть дружбу с Распутиным. Однако, похоже, эта дружба расцветала, и в «маленьком домике» Анны Вырубовой Распутин представил Протопопова царице, которую тот очаровал. Она-то и предложила впоследствии его кандидатуру на должность министра внутренних дел. Насколько я знаю, немногие из членов Думы были в курсе дела, а те, кто знали, предпочитали хранить молчание.