Россия в поворотный момент истории

Протопопов был не первым министром, получившим свою должность благодаря Распутину. Но он стал первым членом Думы, принявшим назначение, не уведомив сперва своих коллег. Через несколько дней после назначения он пытался убедить Родзянко и других членов Прогрессивного блока в своих благих намерениях, но это ему не удалось. В начале октября произошел окончательный разрыв, и двери Думы перед новым министром внутренних дел закрылись навсегда.

В Думе было известно о готовящемся императорском указе о назначении генерала Курлова на пост товарища министра внутренних дел. Генерал Курлов был не кем иным, как «главным виновником в смерти Столыпина», как выразился в беседе с зятем Столыпина главный военный прокурор. В той же беседе прокурор сказал также, что «по указанию царя расследование по делу Курлова прекращено». Поэтому неудивительно, что предполагавшееся назначение генерала вызвало в Думе бурю возмущения. От имени всех членов Думы, за исключением ультраправых, Родзянко предупредил Протопопова, что за назначением Курлова последует публикация всех подробностей об убийстве Столыпина, включая и роль, которую при этом сыграл Курлов. Шульгин, очень уважаемый человек, отличавшийся неподкупной честностью, готов был подтвердить их достоверность. Указ не был подписан, но Курлов остался «тайным» заместителем Протопопова и неофициально заведовал департаментом полиции. Познакомившись в доме тибетского доктора, они хорошо знали друг друга.

Назначение Курлова, пусть и неофициальное, вскоре принесло свои плоды. Примерно в середине ноября, как раз в то время, когда царь обдумывал кандидатуру Маклакова как преемника Протопопова, ко мне по конфиденциальному делу пришел мой друг, профессор В.Н. Сперанский. Он спросил меня, не хотел бы я встретиться с сенатором С.Н. Трегубовым, только что прибывшим из Ставки в Могилеве. Встреча должна была состояться в полной тайне на квартире его отца, доктора Сперанского, возглавлявшего медицинский департамент в Министерстве двора. Я знал Трегубова еще с гимназических дней в Ташкенте, где он был прокурором окружного суда, и всегда уважал его за то, что тот исполнял свои обязанности в соответствии с голосом совести, а не указами Щегловитова. Встреча состоялась через несколько дней. Когда мы остались вдвоем, Трегубов сообщил, что в Ставке очень обеспокоены полученной от военной разведки информацией об усилившейся активности немецких агентов среди петроградских рабочих.

– Мы знаем, – добавил он, – что вы в своей политической работе установили контакты с представителями рабочих, и хотели бы ознакомиться с вашим мнением по этому вопросу.

Я сказал ему, что у меня нет достоверной информации о деятельности немецких агентов, но я с большим удовольствием обсужу с ним эту тему. Кроме того, я прибавил, что хочу разделить с ним мое беспокойство по поводу отношения департамента полиции к глубокому расколу в рядах рабочих по вопросу о военной пропаганде.

– Что именно вы имеете в виду? – спросил он.

– Из личных наблюдений и из разговоров с рабочими я пришел к выводу, что по какой-то причине департамент полиции не обращает внимания на подрывную деятельность, ведущуюся среди заводских рабочих пораженцами, которые действуют в соответствии с пресловутыми «тезисами о войне», присланными в Россию Лениным. Я бы посоветовал вам как можно скорее начать расследование действий департамента полиции. Вероятно, лучше всего это сделать, создав сенатскую комиссию.

В обоснование своих подозрений я сообщил ему о нескольких случаях, когда охранка после политических митингов задерживала не тех ораторов, каких следовало бы. Агитаторы-пораженцы безнаказанно уходили после того, как призывали рабочих бастовать в знак протеста против империалистической войны, а тех, кто выступал за работу на благо обороны страны, арестовывали. Совершенно очевидно, что агенты охранки, несомненно выполняя инструкции свыше, не проявляли никакого интереса к агитаторам-пораженцам. Такое необъяснимое поведение прибавляло достоверности ходившим среди рабочих слухам об «измене наверху».

Закончив наш конфиденциальный разговор, мы вернулись в гостиную, где нас ждал хозяин. После нескольких общих фраз я покинул дом с тяжелым сердцем. У меня не было сомнений, что Трегубов передаст суть нашего разговора нужным людям. Однако, к сожалению, из этого ничего не вышло, и Курлов оставался на своей ответственной должности.