Россия в поворотный момент истории

Вернувшись в Екатерининский зал, я обратился к толпе, заполнившей здание. Эти люди, пришедшие со всех концов города, отныне не имели ни малейших сомнений в реальности революции. Они хотели знать, как мы собираемся поступить со сторонниками царского режима, и требовали для них суровых наказаний. Я сказал, что самых опасных из них поместят под арест, но что толпа ни при каких обстоятельствах не должна сама вершить правосудие. Я требовал избегать кровопролития. На вопрос, кого следует арестовать первым, я ответил – Щегловитова, бывшего министра юстиции и председателя Государственного совета. Я приказал немедленно доставить его сюда. Оказалось, что некоторые из солдат Преображенского и Волынского полков уже отправились за Протопоповым, но тому удалось улизнуть. Однако в 4 часа мне сообщили, что Щегловитов задержан и доставлен в Думу. Депутаты были этим сильно обеспокоены, и умеренные требовали от Родзянко, чтобы Щегловитова освободили, поскольку тот, как председатель законодательного органа, обладал личным иммунитетом.

Я отправился к Щегловитову и нашел его под стражей наскоро созданной охраны, в окружении толпы людей. Там же присутствовали Родзянко и некоторые другие депутаты. Я увидел, что Родзянко дружелюбно приветствует Щегловитова и приглашает его в свой кабинет в качестве «гостя». Я поспешно встал между ними и сказал Родзянко:

– Нет, Щегловитов – не гость, и я не позволю его освободить.

Обратившись к Щегловитову, я спросил:

– Вы – Иван Григорьевич Щегловитов?

– Да.

– Прошу вас следовать за мной. Вы арестованы. Я гарантирую вам безопасность.

Все расступились. Родзянко и его друзья в изрядном смущении вернулись в свои кабинеты, а я отвел арестованного в министерские апартаменты, известные как Правительственный павильон.

Это был отдельный флигель, состоявший из нескольких комфортабельных комнат, соединенных полукруглой галереей с главным зданием Думы. Эти комнаты предназначались для министров, приехавших выступать в Думе. Поскольку павильон не считался помещением Думы, он находился в юрисдикции правительства, имел собственный штат слуг, и депутатам не дозволялось входить туда без разрешения. Превратив его во временное место заключения, мы избежали превращения помещений Думы в тюрьму, а члены правительства могли там находиться под стражей в собственных апартаментах. Вскоре к Щегловитову присоединились Протопопов, Сухомлинов и целая плеяда светил прежнего бюрократического мира.

К 3 часам дня Думу было не узнать. Ее заполняли гражданские и солдаты. Со всех сторон к нам обращались за приказами и за советами. Только что созданный Временный комитет был вынужден взять на себя исполнительную власть. Мы походили на армейский Генштаб во время сражения: поля боя мы не видели, но о том, что там происходит, узнавали из донесений, телефонных сообщений и свидетельств очевидцев. Хотя мы не знали о событиях во всех подробностях, общая картина складывалась вполне четкая. Сообщения поступали с ошеломляющей быстротой. Сотни людей требовали внимания, давали советы и предлагали свои услуги. Вокруг царило возбуждение, граничившее с истерией. Нельзя было терять голову, так как потеря драгоценного времени или недостаток уверенности с нашей стороны могли обернуться катастрофой. Приходилось на месте решать, что отвечать, что приказывать, кого похвалить, а кого отчитать, куда послать войска и подкрепления, где найти помещение для сотен арестованных, как наилучшим образом воспользоваться услугами компетентных людей и, между прочим, как накормить и приютить сотни людей, скопившихся в Думе. Помимо всего этого, следовало подумать о формировании нового правительства и о выработке программы, приемлемой для всех партий. В то же время нельзя было упускать из виду события за пределами Петрограда, особенно в Ставке и в царском поезде.

Кажется, было около 4 часов, когда пришли какие-то люди, подыскивающие в Таврическом дворце место для только что созданного Совета рабочих депутатов. С согласия Родзянко им передали кабинет № 13, и они немедленно провели там первое заседание. Естественно, представители рабочих были выбраны более-менее случайным образом, поскольку не имелось никакой возможности в такое короткое время организовать настоящие выборы. Совет избрал временный Исполнительный комитет; его председателем стал Чхеидзе, а я и Скобелев – вице-председателями. О своем избрании я узнал лишь задним числом, так как не присутствовал на заседании. В дальнейшем я редко посещал заседания Совета и его Исполкома. С самого начала мои отношения с руководителями Совета оказались напряженными. Их крайне раздражало мое неизменно оппозиционное отношение к тому теоретическому социализму, который они пытались навязать революции. Впрочем, таким Исполком был только в первые недели. Впоследствии и он, и Совет в целом изменились в лучшую сторону.