Россия в поворотный момент истории

В течение всей ночи мы спорили и дискутировали в кабинете председателя Думы, и каждое новое известие или непроверенный слух подвергались тщательному обсуждению. Критическим событием предыдущего дня считалось создание Совета, поскольку отныне существовала опасность, что, если мы немедленно не создадим Временное правительство, Совет провозгласит себя верховной революционной властью. Родзянко был в числе тех, кто колебался дольше всех. Наконец, уже почти в полночь, он заявил, что согласен стать во главе Временного комитета, которому и будет передана вся полнота власти вплоть до создания нового правительства. Когда часы пробили полночь с 27 на 28 февраля, в России уже существовал зародыш нового национального правительства.

Прошла первая ночь революции. Казалось, что от предыдущего дня нас отделяет вечность. Наутро, 28 февраля, выразить свою солидарность с Думой явились слушатели военных академий и большинство гвардейских полков. Приходили сообщения, что гражданское население и войска в ближайших городах также перешли на нашу сторону. Родзянко получил телеграммы от главнокомандующего и многих армейских командиров, рассеявшие всякую тревогу в отношении настроений в действующей армии. Население Царского Села заявило о своей приверженности революции в тот же день, когда Николай II выехал туда из Ставки.

В Петрограде, невзирая на царивший хаос, начали возникать новые организации. Противостояние нашей власти оказывалось ничтожное, и нас теперь беспокоили только возможные очаги сопротивления старого режима в других частях страны. Однако ситуация в Царском Селе вселяла надежду на то, что такое вряд ли случится. Затем мы узнали, что царь приказал генералу Н.И. Иванову, герою первой галицийской кампании (1914 г.), вести с фронта на Петроград специальный корпус и восстановить порядок. Корпус прибыл в Царское Село на рассвете 1 марта, и там все солдаты разбежались. Сам генерал тоже сбежал и вернулся в Могилев.

Мы же получали столько приветствий и заверений о поддержке от частей местного гарнизона, что даже завели специальный ритуал ответа на них. Воинские части – скажем, Семеновский гвардейский полк – прибывали в Думу, возбужденно заполняли Екатерининский зал и строились в его центре. После этого Родзянко произносил речь, призывая солдат доверять представителям власти, поддерживать образцовую дисциплину и т. д. Его речь неизменно тонула в шквале восторженных криков. После этого с ответным словом выступал командир части, и его слова вызывали новый всплеск ликования. Обычно солдаты просили, чтобы выступил еще кто-нибудь – Милюков, Чхеидзе или я. Наконец-то получив возможность свободно выступить перед свободными людьми, я пребывал в восторженном состоянии. Прибытие этих войск, включая неожиданное появление казачьего отряда из личной охраны царя, значительно укрепило наше положение в Таврическом дворце.

В то же самое время эти войска ставили перед нами множество неотложных проблем. Во-первых, солдаты становились беспокойными и неуправляемыми, не в последнюю очередь из-за подозрений, что офицеры вместе с Верховным командованием замышляют контрреволюционный заговор. Когда поползли слухи, что кое-где в казармах офицеры отбирают у солдат оружие, полковник Энгельгардт, штабной офицер, консервативный депутат Думы и председатель Военного комитета, немедленно издал приказ, обнародованный рано утром 1 марта, в котором говорилось: «Слухи, по поводу которых проведены расследования в двух полках, полностью безосновательны. Командующий Петроградским гарнизоном сим объявляет, что в отношении офицеров, которые предпримут подобные акты, будут применены самые решительные меры, вплоть до смертной казни».

Кроме того, нехватка офицеров облегчала Совету задачу проникновения в казармы. Его вожди быстро поняли, какие преимущества им даст привлечение на свою сторону 150 тысяч человек Петроградского гарнизона, и, получив такую возможность, воспользовались ею в полной мере. Исполнительный комитет Совета вечером 27 февраля создал собственную так называемую Военную секцию. Вскоре она установила тесные контакты со всеми частями города, и в течение двух месяцев, пока Гучков занимал должность военного министра, а Корнилов был начальником Петроградского военного округа, она на равных соперничала с официальными военными властями. Тем же вечером Военная секция прислала делегацию к полковнику Энгельгардту. Члены делегации попросили его издать приказ для тысяч солдат, оставшихся без командиров и не знающих, что им делать.

Энгельгардт отказался издавать такой приказ. Он сказал, что первый приказ по Петроградскому военному округу должен исходить от нового военного министра Гучкова, который, вероятно, вступит в должность в ближайшие дни.

Солдатская делегация Совета была сильно разочарована отказом полковника. Уходя, они сказали Энгельгардту, что, раз он не желает помогать, они сами издадут такой приказ. Вернувшись в Совет, они сочинили там знаменитый «Приказ № 1».