Россия в шубе. Русский мех. История, национальная идентичность и культурный статус

Мех собаки был также востребован, особенно на рубеже XIX – XX веков на пике развития индустрии мехового фальсификата, когда он использовался для имитации меха серебристо-черной лисицы. Вспомним и гардероб Эллочки Щукиной из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова, созданный в заочном противоборстве с американской миллионершей (1927)[698]. Предприимчивой женой инженера Щукина был приобретен не только уже ставший нарицательным мексиканский тушкан, выкрашенный зеленой акварелью. «Заманчивые блага рабкредита»[699] предоставили ей «собачью шкуру, изображавшую выхухоль. Она была употреблена на отделку вечернего туалета»[700].

Показательна речь основателя советской пушно-меховой индустрии Сташевского:

– Надо начать заготовлять кошек и собак.

– Что мы с ними будем делать? – спросили его [хозяйственники].

– Не с ними, а из них, – поправил Сташевский. – Мы будем из них делать соболя, сурка и енота ‹…› 20 миллионов сельских хозяйств в стране. По кошке с каждого двора – 20 миллионов кошек. По собаке – 20 миллионов енотов[701].

«Это даст громадную прибыль и внутри, и на заграничном рынке», – был уверен нарком внешней и внутренней торговли СССР А. И. Микоян (из речи на вечернем заседании Объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 7 апреля 1928 года)[702].

Первые шаги молодого советского государства в этом отношении были сделаны еще в 1922 году[703]; в экспортных заготовительных документах «кошка меховая» и «собака меховая» появляются в 1925 году. (Сташевский подключился к решению пушно-меховых вопросов только в 1926 году.) Объемы заготовок росли. Вывоз из СССР невыделанной «кошки меховой» составлял в сезоне 1925/26 года – 6175 штук, в 1926/27 году – 8774 штуки, в 1927/28 году – 10 906 штук, в 1929 году – 46 137 штук, в 1930 году – 37 125 штук, в 1931 году – 206 704 штуки, в 1932 году – 477 116 штук; невыделанной «собаки меховой» за аналогичный период: в сезоне 1925/26 года – 1010 штук, в 1926/27 году – 627 штук, в 1927/28 году – 23 299 штук, в 1929 году – 11 440 штук, в 1930 году – 24 920 штук, в 1931 году – 290 494 штуки, в 1932 году – 78 192 штуки[704].

Заготовительные цены были установлены в пределах 50 копеек за кошку (цены сырейно-красильной фабрики ленинградского губернского треста швейной промышленности «Ленинградодежда» на 1927 год). Впоследствии цены были повышены до 90 копеек и выше[705], что вызвало ажиотаж среди «охотников на кошек», так что «обыватель боится за судьбу своих кошек и водит их гулять на веревочке»[706]. «Если мужик получает за драную кошку в два с половиной раза дороже, чем за пуд хлеба, ясно, что он хлеб запустит и начнет заниматься кошкоразведением», – пояснял М. М. Хатаевич (из выступления Ответственного секретаря Татарского обкома ВКП(б) на утреннем заседании Объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 7 апреля 1928 года)[707]. За «средневзвешенную» (по выражению Микояна) собаку давали 1,5 рубля (1928)[708]. Животных доставляли на переработку «в одиночку и мешками»[709].

Заготовленный кошачий мех сортировался на две группы: «кошка домашняя меховая» с недлинной грубой остью и мягким пухом и «кошка домашняя пуховая» (ангорская) с длинным, шелковистым мехом, где пух мало отличался от ости. Заготовительная цена на котят не превышала 25 % от «взрослой» цены. Дороже стоили дымчатые, полудымчатые, серые и тигровые шкурки: они использовались в натуральном виде. Остальные облагораживались окраской и стрижкой. Белую и желтую кошку окрашивали «под соболь» в коричневый и черно-коричневый цвет. Пестрых, черных, белых и серых стригли и окрашивали «под котик», где верхний волос и пух имели разные оттенки черного. Белых, серых и желтых окрашивали «под биберет» в пепельно-коричневый цвет или «под нутрию» в коричневый. Шкурки любых цветов самых низких сортов красили в черный «под кролика».

Вспоминается диалог профессора Преображенского и Шарикова из «Собачьего сердца» М. А. Булгакова (1925):

– Что же вы делаете с этими… С убитыми котами?

– На польты пойдут, – ответил Шариков, – из них белок будут делать на рабочий кредит[710].

Лучшие по качеству шкурки подвергали не только стрижке, но и щипке, аналогично технологии обработки кролика: в итоге получалась шкурка с ровным и мягким «пуховым» мехом. Имитации из кролика были более красивы, чем имитации из кошки (мех кошки более редкий и грубый), но кошачий мех стоил дешевле кролика, а носился дольше, и потому имел своего верного покупателя. До Второй мировой войны «кошка меховая» шла на экспорт в США, Францию, Англию, Чехословакию, Швейцарию, Швецию, Германию, Бельгию и Голландию[711]. В послевоенные годы ее потребление замкнулось преимущественно внутренним рынком, где оно считалось вполне допустимым с морально-этической точки зрения. «Из шкурок тигровых, дымчатых и серых кошек 1-го и 2-го сортов натурального цвета шьют манто и жакеты», – сухо сообщало учебное пособие для студентов-сельскохозяйственников начала 1970-х годов[712].