Россия в Центральной Азии. Бухарский эмират и Хивинское ханство при власти императоров и большевиков. 1865–1924

Оценки, данные современниками характеру хивинского хана Мухаммада Рахима II, столь же различны, как и оценки Музаффара ад-Дина. Американский репортер Макгэхан и капитан английской армии Барнаби считали хана легкомысленным молодым человеком, который жил, просто радуя себя в основном большим гаремом и хорошими лошадьми, а государственные дела оставлял советникам. Барнаби писал, что хана вполне устраивал статус вассала России. В то же время французский путешественник Габриель Бонвало называл Мухаммада Рахима лицемерным святошей, набожным на людях, но в частной жизни пьяницей, дебоширом, своевольным деспотом, обиравшим своих подданных под предлогом войны с Россией, а также крайне подозрительным и трусливым человеком. Свидетельства его поведения перед лицом русской угрозы, а в последующие годы – туркменской опасности говорят, что Мухаммаду Рахиму недоставало способностей правителя. Однако то, что его личная жизнь с учетом времени и страны действительно была достойна сурового порицания, вызывает сомнения. Хотя справедливо, что его интересы лежали больше в сфере наслаждения жизнью и написания стихов, чем в сфере управления своим народом.

Из-за недостаточной заинтересованности хана в государственных делах отношение Хивы к России гораздо больше, чем в Бухаре, формировалось советниками правителя, а не им самим. В 1873 году диван-беги и лидер партии войны Мухаммад Мурад был выслан Кауфманом в Россию. Новым диван-беги стал двоюродный брат хана Мухамман Нияз, лидер партии мира и противник Мухаммада Мурада. Он был дружески настроен к России. Однако в 1875 году скончался в Петербурге после перенесенной операции. В 1879-м Мухаммаду Мураду разрешили возвратиться в Хиву. Вскоре он вернул себе благосклонность хана, завоевал доверие Петро-Александровска и был восстановлен на посту диван-беги и главного советника Мухаммада Рахима. После поражения Хивы в 1873 году и шестилетнего изгнания Мухаммад Мурад обрел более реалистичное понимание положения Хивы в отношении России. В отличие от Бухары Хива не была зажата между Россией и другим могущественным соседом и, таким образом, не имела ни возможности, ни необходимости маневрировать. Единственными соседями Хивы, кроме русских, были неуправляемые туркмены из пустыни Каракум. После 1873 года заинтересованность Хивы в поддержании хороших отношений с Россией усилилась пониманием, что только поддержка России позволяет хану сохранять власть над хивинскими родственниками тех самых туркмен. Кроме того, Хива была слишком маленькой, слабой и бедной страной, чтобы всерьез думать о противодействии русским. Понижение статуса Мухаммада Рахима и то, что он мало интересовался государственными делами, сделали для Хивы переход к прорусской политике проще, чем для Бухары. Этому же способствовало отсутствие сильной клерикальной партии. В 1870-х и 1880-х годах хивинское правительство пунктуально выплачивало России ежегодную часть военной контрибуции, и сам диван-беги привозил ежегодный взнос в Петро-Александровск. За свою покорность хан был награжден Россией орденом Святого Станислава.

Влияние Запада в Бухаре и Хиве, 1885 г

До 1868 года проявления западного влияния в Бухаре ограничивались немногими случаями, связанными либо с торговлей, которую бухарские купцы вели с Россией, либо с отдельными русскими, которые тем или иным способом попадали в Бухару. В 1833 году английский агент Бернс обнаружил, что бухарцы готовят чай с помощью русских самоваров. Среди оказавшихся в Бухаре носителей западной культуры был некий доктор из Вильно, который в 1848 году был сослан в Петропавловск по подозрению в революционной деятельности, потом бежал в Бухару и имел там медицинскую практику до 1870 года, а также крестьянин из Симбирска, приехавший в Бухару в 1859 году и живший там в течение пятнадцати лет, занимаясь мелкой торговлей. Представителем Запада, оставившим после себя добрую память, был Джованни Орландо, узник Насруллы, который в конце 1840-х годов сделал для своего тюремщика большие часы. Долгое время часы Орландо висели на видном месте над главными воротами в цитадель лицом к Регистану – центральной площади Бухары.