Изготовителем медали был Карл Леберехт – уроженец Мейнингена, поступивший в 1779 г. на службу в Санкт-Петербургский монетный двор, в 1794 г. ставший академиком Академии художеств и считающийся одним из лучших русских медальеров этого времени. Впрочем, по отзыву гр. Ф. П. Толстого, сыгравшего важную роль в развитии русского медальерного искусства уже в XIX в., Леберехт «не только не умел рисовать, но не знал, как надо начертить простой профильный глазок» и поэтому он резал штемпели для медалей по рисункам, которые приносили заказчики.[560]
Очевидно, что заказчик был и у интересующей нас медали. К сожалению, история замысла и создания этой медали, по-видимому, никогда, не привлекала внимание исследователей. Даже в новейшем исследовании русских памятных медалей XVIII века приведено только ее описание.[561]Памятные медали в XVIII в. изготавливались на Петербургском монетном дворе, находившемся в ведении Монетного департамента, причем фактически единственным заказчиком медалей выступало государство. По крайней мере так было с 1787 г., когда 4 декабря сенатским указом было велено «чтоб таковых медалей без высочайшей Ея Императорскаго Величества апробации никому из частных людей бито не было»,[562]
причем в указе имелась ссылка и на более ранний именной указ от 28 февраля 1768 г., которым предписывалось не резать штемпелей медалей до того, как их проекты будут апробованы императрицей, однако этот указ в ПСЗРИ отсутствует.Таким образом, понятно, что вне зависимости от того, кто именно был непосредственным автором сюжета и надписи на медали, их появление было санкционировано высшей властью и именно с этого момента, то есть с сентября 1793 г., выбитая на медали трактовка разделов Польши становится основной и приобретает официальный характер, причем не только для внутреннего, но и для внешнего употребления. Два года спустя, в сентябре 1795 г., еще до оформления третьего, окончательного раздела Речи Посполитой, когда поляки в отчаянии предложили Екатерине польскую корону, в письме к барону Гримму она писала:
«При разделе я не получила ни пяди польской земли, а Червонная Русь, Киевское воеводство, Подолия, Волынь с главным городом Владимиром и у поляков носили те же названия. Владимир был основан князем Владимиром I в 992 г., а Литва и Самогития никогда не составляли частей Польши. Если же мне не принадлежит ни одной пяди польской земли, то я не могу принять и титула польской королевы. <…> Они /Поляки.
Заметим, что Литву и Жемайтию («Самогитию»), вошедших в состав Российской империи в результате третьего раздела Польши, Екатерина не пыталась выдать за исконно русские земли: в Манифесте, обнародованном Н. В. Репниным еще в октябре 1794 г., говорилось о необходимости освобождения Литвы от ее же собственных внутренних врагов, под которыми имелись в виду соратники Т. Костюшко. Потомки, однако, как свидетельствуют приведенные в начале данной статьи слова С. М. Соловьева, связывавшего присоединение Литвы с «собиранием русских земель», судили иначе. В 1904 г. в Вильно был торжественно открыт памятник Екатерине II работы М. М. Антокольского. На задней части пьедестала памятника была воспроизведена медаль 1793 г. с надписью: «Отторженная возвратах».
Некто А. Виноградов, делопроизводитель комитета по сооружению этого памятника, выпустил к его открытию богато иллюстрированную книгу «Императрица Екатерина II и Западный край», во Введении к которой он писал: «Пора оставить нетерпимость на почве религии и, во имя общеславянских идей, идей культуры и взаимной братской, деятельной любви неуклонно идти путем разумного труда к прогрессу на общую пользу».[564]
В дальнейшем изложении идея славянского братства у автора, однако, плавно перетекает в ставшую уже привычной идею объединения русских земель под российским скипетром. Впрочем, в советской историографии, как уже отмечалось, Литва из этого дискурса была вновь исключена.