Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750

Окончание войны за Австрийское наследство и восстановление спокойствия на континентальной сцене не привело европейские державы к полному примирению. Франция и Англия, обескровленные сражениями, собирались продолжить борьбу на северо-американском континенте, Пруссия и Австрия — выяснять отношения на сейме. Мария-Терезия и Фридрих не могли прийти к согласию по поводу претендента на титул «короля римлян»[101], они пристально следили за всеми движениями и поступками курфюрстов, в особенности Георга II, который, нося английскую корону, оставался ганноверским курфюрстом, и баварца Максимилиана III Иосифа, которого поддерживал Версаль. Австрийскую императрицу и прусского короля настораживало также намерение посадить на трон Ягеллонов Карла Лотарингского, брата германского императора Франца, супруга Марии-Терезии. Таким образом, Европа, казалось, была опять обречена на решение германских проблем; условия только что заключенного мира никого не удовлетворяли, и хотя из-за всеобщей усталости и разрухи европейские страны ощущали настоятельную потребность в передышке, никто не знал, сколько она продлится. Ситуация отчасти напоминала 1741 год, когда превратности политических союзов и распри между континентальными державами сделали главной опорой его христианнейшего величества французского короля не кого иного, как выскочку-кальвиниста из крошечного Бранденбурга.

Лишь одна страна, нисколько не пострадавшая от войны физически, понесла моральные потери, испытала оскорбления и унижения — Россия, войска которой по-прежнему находились в Центральной Европе. Чтобы вернуть России ключевую позицию в сообществе европейских наций, ее правительство должно было во что бы то ни стало отыскать этим войскам реальное применение. Неутомимый Бестужев разработал новый план, призванный оправдать неудавшееся вторжение русских в Европу в глазах всего мира, а главное, в глазах Елизаветы[102]. Поводом для нарушения хрупкого равновесия стал старый спор о крохотном герцогстве Шлезвиг-Голштейн-Готторп, на которое претендовали и датчане, и русские, и шведы. Условия для осуществления бестужевского замысла были весьма благоприятны^{378} — представитель Людовика XV, важный участник представления, разыгрывавшегося на петербургской сцене, покинул русскую столицу. Тем более необходимо было Версалю укрепить свои позиции на севере с помощью союзников-шведов^{379}.

Во время Северной войны (1700–1721) герцоги Шлезвиг-Голштейнские встали на сторону шведов в надежде освободиться от власти датчан. После разгрома Швеции Петром I и заключения в 1721 году Ништадтского мира датский король Фредрик IV (1671–1730) с согласия России, Пруссии и Польши присоединил к своему королевству владения герцогов Голштейн-Готторпских; чуть позже это приобретение гарантировали Дании также французы и англичане[103]. Император Карл VI не замедлил осудить аннексию: стремясь оставить Шлезвиг-Голштейн, расположенный между Северным и Балтийским морями, в зоне своего влияния, он взял герцогов под свое покровительство. Таким образом, в течение 1720–1730-х годов герцоги Голштейн-Готторпские оказались включены в сложную систему зависимостей. Юный Карл-Фридрих (1702–1738) приходился по матери племянником бездетному шведскому королю Карлу XII, и, следовательно, считался одним из претендентов на шведский трон. Чтобы обеспечить себе более прочные шансы на это наследство, он женился на старшей дочери Петра, разбившего шведов под Полтавой, — в случае территориальных споров это родство могло служить надежным подспорьем.