Дело Лестока прошумело на всю Европу; о нем рассказывали «глупые и лживые сказки» пошлые люди, каких при императорском дворе было немало{371}
. Финкенштейн счел своим долгом составить обстоятельное донесение королю, дабы получить от него точные указания насчет дальнейших своих действий. Даже этот опытный дипломат теперь не осмеливался действовать на свой страх и риск. Фридриху пришлось официально опровергнуть слухи о том, что опала Лестока вот-вот повлечет за собою отзыв его из Петербурга его посланника — отзыв, о котором сам Финкенштейн попросил короля после нескольких недель, проведенных в русской столице[98]. Фридрих не желал давать повода для разрыва дипломатических отношений между его страной и Россией: русские войска по-прежнему находились неподалеку от границ Пруссии, обстановка была неспокойной… В отличие от Франции, Пруссия желала сохранить хотя бы видимость дружбы с могущественным соседом.Что же касается обстановки внутри России, то Бестужев вышел из кризиса победителем, несмотря на полный неуспех его внешней политики, приведшей к отлучению России от участия в ахейских переговорах[99]
. Канцлер устранил всех своих противников, поссорил Елизавету с Францией, Пруссией, а затем и со Швецией. Брюммер покинул Россию летом 1746 года, Воронцов, потрясенный происходящим, то и дело сказывался больным. Лесток томился в крепости и ему грозила ссылка в Сибирь; молодая жена лейб-медика, обвиненная в сношениях с Брауншвейгским семейством, разделяла его участь. Версаль уже год как не имел в Петербурге своего представителя. Канцлер ослабил молодой двор и распоряжался всем единолично; поскольку положение наследника престола было не слишком прочно, Бестужев изменил политику России на севере в ущерб Швеции: так бесславно окончилась деятельность франко-прусского лагеря в России. Финкенштейн, скомпрометированный дружбой с Лестоком, вновь попросил короля об отзыве и даже сам приискал себе преемника — Балтазара ван дер Гольца, в ту пору прусского посланника в Варшаве{372}. Комедию следовало продолжать…