Россия: власть и оппозиция

Итак, утверждение второе. Не сегодня-завтра в пространство как бы побеждающего оппозиционного субъекта начнет входить проигравший советский истеблишмент, привнося при этом все свои рефлексы и навыки. Перед оппозицией встает серьезный вопрос об ее отношении ко вчерашним капитулянтам. Вопрос здесь не в политических регалиях, не в учете заслуг, а в том, какое социальное качество эти побежденные привнесут в процесс. Что привнесет в него покорно сидевший под демократами Комитет государственной безопасности? Что привнесет в него все и всех терпевшая Армия? Что привнесет в него партаппарат, лизавший руки и Горбачеву, и Ельцину?

Нетрудно догадаться, что произойдет вместе с их переходом на сторону оппозиции. Они привнесут с собой месть, стремление сквитаться за унижение и ту суетливую яростность, которая будет исходить из внутренней неуверенности в своем праве на эту месть, из подозрения, что сами-то они, по сути, ничем не отличаются от тех, кому мстят. Они привнесут свой комплекс неполноценности со всеми реваншистскими страстями. Они станут праведнее самого Папы Римского, они начнут доказывать свою патриотическую сущность, радикализируя установки и требования, — и в этом, возможно, сомкнутся с частью дезориентированного населения, что создаст видимость их временной победы и возврата страны к прошлому под руководством людей из этого прошлого.

Но это все лишь иллюзии. Никакого возврата к прошлому быть не может. История не знает случаев прямого возврата к прошлому, — а значит, даже если и создастся видимость такого возврата, то она может быть нами признана лишь как одна из гримас того, что мы называем игрой. Не более, но и не менее.

Другие люди — это те, кто ничего не потерял в процессе перс-стройки и не хочет ничего терять и в дальнейшем. Это конформисты, которые примажутся к оппозиции так же, как они примазывались ко всем предшествующим властям. Они привнесут с собою новую, скрытую, серую контрреволюцию и, безусловно, будут использовать людей прошлого в своих интересах, для своих выгод, своей корысти. Что ж, это как раз знакомо всем по истории. Но сочетание новых старых и старых новых — согласитесь, это все-таки чересчур уж «ядовитый» коктейль! Но есть ли другие силы в стране? И можно ли на что-то надеяться? Я убежден в том, что есть определенные основания для сдержанного оптимизма. И попытаюсь определить те силы, которые могли бы придать политическому процессу некое позитивное качество. Речь идет о «лично не проигравших». В самом деле, вдумаемся, что потеряли многие оппозиционные журналисты, деятели культуры, предприниматели, политики в ходе перестроечного процесса?

Лично они ничего не потеряли, не в пример секретарям ЦК, видным работникам МИДа и КГБ, которые подверглись глубокому социальному «опущению». Новая, молодая контрэлита, напротив, шла, что называется, в гору. Это — не проигравшая, а победившая армия, способная брать новые рубежи — сходу, штурмуя их и не скорбя о потерянном, еще раз подчеркну, лично ею.

Вместе с тем эти люди не слились со своими успехами, не стали продуктом самой перестройки, а противопоставили себя ей, заявив о своей готовности жертвовать приобретенным ими, жертвовать ради того, чтобы не допустить краха неких сущностей, более дорогих для них, чем личный успех. В этом смысле они поступили как граждане — в полном значении этого слова.

Что касается, например, ГКЧП, то при всей неоднозначности его и при наличии в нем очевидно игровой компоненты, я тем не менее замечу, что по крайней мере некоторые из действующих лиц этого эпизода и игры, и истории отказались от роли попираемых и унижаемых, отказались от конформизма, от жалких подачек в обмен на полную капитуляцию и предательство своего прошлого. Я думаю, что эти люди, равно как и многие другие, отвергнувшие игру, взбунтовавшиеся, пусть даже речь идет о бунте марионеток, — представляют иной контингент — пусть «старых», но не деградировавших политиков. Есть существенная разница между ними — и людьми, все терпевшими и стерпевшими и теперь вновь возвращающимися ради мести.

Таким образом, в оппозиционной структуре возникает сразу четыре социальных субъекта, группирующихся по парам, и многое будет зависеть от того, как они поведут себя в реальном политическом процессе до 2000 года. И здесь —

Утверждение третье. Все они вообще-то могут понять, что старое уже не вернется, что необходимо действовать в новых условиях по-новому: тогда их старый опыт войдет в сочетание с новыми технологиями, и такое сопряжение может дать необходимое социальное качество. Только им непременно придется внести коррективы в свое мировоззрение и поведение.