С момента своего прибытия в Россию Келли успел услышать множество жутких историй[238]
. Он был уверен, что в ту зиму были зафиксированы тысячи случаев людоедства, но получить подробности оказалось сложно. Немногие советские чиновники готовы были говорить с американцами об этом кошмарном аспекте голода, в основном потому, что стыдились представлять свою страну в дурном свете. Тем не менее некоторые делились с Келли тем, что знали сами: так, они утверждали, что с пойманными людоедами не церемонились – их судили и наказывали, а порой даже приговаривали к смертной казни. Однажды Келли видел протокол судебного заседания, к которому прилагалась фотография обвиняемого с вареной человеческой головой. Официально АРА, по словам Келли, спускала эти ужасы на тормозах, чтобы никто не мог обвинить американцев в дешевой попытке привлечь к себе внимание. В начале февраля из московского отделения в лондонское телеграфировали, что “нужно тщательно избегать любых намеков, что Американская администрация помощи подтверждает существование людоедства”[239]. Генри Вольф, школьный учитель истории из Огайо, писал брату Эдди, учившемуся в Академии Филлипса в Массачусетсе: “Здесь не стихают слухи о людоедстве. Говорят, были случаи, когда голодающие люди ели трупы. Я слышал странные истории, но не знаю, правдивы ли они”. Отправив это письмо 12 февраля из Самары, он вскоре отправился в посад Мелекесс, расположенный примерно в 400 километрах от Самары. Оттуда Вольф снова написал Эдди 5 марта: “Почти в каждой деревне, которую мы посещали, нам рассказывали о людоедстве. О нем сообщали надежные люди, слова которых подтверждали все жители деревни <…> Здесь, в этом городке, в тюрьме сидит женщина, которая съела своего ребенка (никому не говори об этом). Сегодня я ее увижу. Ты и представить себе не можешь, в каких ужасных обстоятельствах пребывают крестьяне в зоне голода”[240].Вольф захотел устроиться в АРА, как только услышал о переговорах в Риге. В августе 1921 года он приехал в Нью-Йорк, чтобы лично подать заявку, не дожидаясь подписания договора. Сотрудник АРА сказал, что с ним, возможно, свяжутся позже, но не стал ничего обещать, поскольку в отделении уже скопилось около 500 заявок от кандидатов. Вольф подождал несколько дней, надеясь получить обратную связь. “Чем больше я думаю об этом российском проекте, тем больше он мне нравится и тем больше я надеюсь, что меня возьмут в штат”, – написал он матери[241]
. Но с ним так и не связались, поэтому Вольф отправился обратно в Огайо готовиться к очередному учебному году – ему предстояло преподавать историю в государственных школах округа Кошоктон. Это и рядом не стояло с его службой добровольцем во время войны, когда он был шофером санитарного автомобиля – сначала в Американской полевой службе, а затем в Красном Кресте в Италии, где встречался с Хемингуэем и Дос Пассосом. Подобно Чайлдсу, Келли и многим другим представителям своего поколения, Вольф скучал по острым ощущениям, которые успел испытать в Европе. Той осенью он отправлял в АРА письмо за письмом, но вакансий для него не было. В конце концов в декабре ему сообщили, что он получит работу, если сможет подготовиться к отъезду из Нью-Йорка 7 января. С собой велели взять теплое белье, сапоги, галоши и спальный мешок.Когда в конце января Вольф прибыл в Москву, он с удивлением понял, что служба в армии не подготовила его к работе в России. На вокзале стояла неописуемая вонь, в темноте ютилась масса оборванцев. Через два дня, по дороге с самарского вокзала в отделение АРА, Вольф увидел, как две собаки на улице дерутся за полусъеденный труп. Ужаснувшись, Вольф посмотрел на шофера, но тот и бровью не повел. Подобное было в порядке вещей. На прогулке после ужина Вольф насчитал четырнадцать трупов, которые валялись на улицах прямо возле резиденции сотрудников АРА.