Самого Мухина, его дочь и зятя поместили в Бузулукский исправительно-трудовой дом, где в середине января их осмотрел психиатр из Самарского университета. По его мнению, ни один из них не демонстрировал “ни бреда, ни обманов чувств (галлюцинаций и иллюзий), маниакального возбуждения, меланхолического состояния и тому подобных картин душевного расстройства”[251]
. Они не были ни сумасшедшими, ни невменяемыми, а пребывали в здравом уме. Один лишь голод заставил их заняться трупоедством, и они не представляли угрозы для общества. Они “представляли собою обычных нормальных субъектов, поставленных в исключительное внешнее условие, принудившее их к совершению актов античеловеческих и не свойственных нормальным проявлениям человеческой природы”[252]. Неизвестно, какая судьба постигла далее Мухина, его дочь и зятя.Будничный тон, которым каннибалы описывали свои действия, весьма типичен. Согласно отчету инспектора АРА по Пугачевскому уезду Зворыкина, однажды отведав человеческой плоти, голодающие переставали считать трупоедство преступлением. Труп, лишенный души, становился пищей – либо для них, либо для “червей в земле”. Зворыкин отмечал: “Говорят об этом с каким-то тупым равнодушием и спокойствием, и порой кажется, что разговор идет о какой-нибудь дунайской селедке”[253]
. В этом уезде трупоедство стало таким привычным делом, что крестьяне даже обратились к властям с просьбой его узаконить. Неудивительно, что такое творилось в Пугачевском уезде Самарской губернии. Эта часть Поволжья, куда входил и Бузулук, где жили Мухины, страдала особенно сильно. К июлю 1922 года численность ее населения сократилась с 491 тысячи до 179 тысяч человек: всего за два года более юо тысяч умерли от голода и болезней, 142 тысячи были эвакуированы государством и различными гуманитарными организациями, а еще около 70 тысяч просто исчезли без следа. Пугачевский уезд находился далеко от железных дорог, а потому был отрезан от внешнего мира и принужден выживать самостоятельно. Именно в таких местах отчаявшиеся жертвы голода обращались к каннибализму.Но не все крестьяне готовы были принять судьбу и есть мертвецов. Утром 8 декабря 1921 года на хуторе Тананык в Бузулукском уезде группа из почти 50 негодующих крестьян на санях привезла тело жестоко убитого мужчины к дому товарища Головачева, который занимал должность председателя местного сельсовета. Крестьяне колотили в его дверь, пока он не вышел к ним, а затем потребовали, чтобы он дал им еды, ведь иначе им придется съесть окровавленный труп, который они бросили у порога. Неизвестно, что ответил Головачев и исполнили ли крестьяне свою угрозу[254]
. Описавший этот случай милиционер добавил: “Преступное трупоедство случается все чаще”.Даже если в АРА не хотели упоминать о каннибализме при общении с прессой, тема была слишком острой, чтобы западные газеты воздержались от ее освещения. Как правило, они преподносили истории с тем же дешевым сенсационализмом, который злил наркома Семашко. В апреле 1922 года агентство
29 мая в
К осени 1922 года Россия утомила Вольфа. 9 ноября он написал Хэскеллу письмо, в котором сообщил, что страдает от “депрессии и нервного напряжения, отчего работать в полную силу не представляется возможным”[258]
. Учитывая, чего он насмотрелся, никто не мог его в этом винить. Он на время уехал в отпуск в Москву, надеясь, что это поможет ему поправить психику, но как только он вернулся в зону голода, его снова поразил голодный шок. Ему оставалось лишь уволиться и отправиться домой. Комфорт нормальной жизни в родном Чикаго никогда еще не казался таким привлекательным.Глава 13
Спасенные на грани смерти