Российские Колумбы

Умывальник имел носик для слива воды, а по бокам — ручки, за которые он был подвешен на двух проволочных прутах. Надо было за носик наклонять этот сосуд и мыться сливаемой водой. Конечно, это из глубокой старины. В другой избушке умывальник был сделан из дерева, но по форме такой же, как и чугунный. Внутри избушек русская печь, занимающая треть единственной комнаты. Деревянный стол, скамейки, деревянная кровать. На полках, укрепленных на стенах, стояли иконы, лежало несколько книг в старинных кожаных переплетах. У печки — черный чугунный ухват с деревянной ручкой, кухонная посуда, частью деревянная, миски, кружки, ведра из дерева, туеса разного размера из бересты. Пол из досок, грубо отесанных, частично застлан.

Ничего брать нам не разрешалось. От нас тоже ничего не брали, да у нас и не было того, чем можно было поделиться. Сахар тоже не брали, хотя я и хотел однажды угостить.

Это были староверы. Гонимые мирской жизнью, они забирались все дальше от людей. И все суровее становилась их жизнь. Здесь им было как будто бы сносно, если бы не страшные события двухлетней давности, когда их тихую жизнь нарушили.

Они разводили скот, кур, сеяли пшеницу, занимались охотой, ловили рыбу. Много было картофеля. Помню, женщины в моем присутствии резали его на мелкие части, расстилали на металлических листах и сушили в печах. Много растапливали масла и заливали его в бочоночки, удивительно добротно сделанные. Оказалось, они готовили запасы для переезда. Куда? Говорили, что в Абакан, но как-то неуверенно. Чувствовалось, кто-то должен подсказать, а вернее, решить окончательно. Это запомнилось хорошо. В избушках и около них было чисто, все разложено по своим местам, убрано. Чистоплотными выглядели и эти трудолюбивые женщины. Они были одеты в домотканую одежду, белую и темно-коричневую. Костюмы старого крестьянского вида, довольно опрятные. На ногах мягкие башмаки из кожи, выделанной кустарно, неяркие платки на голове. Все: одежда, обувь, предметы обихода — напоминало традиционную крестьянскую жизнь, но с сильным оттенком глубокой старины. Этому впечатлению способствовало и своеобразие их речи, как бы пришедшей из Древней Руси.

На вторую гору к пункту мы отправились без конюха, оставив его на заимке. Он был общительным, открытым человеком. Вернулись точно в назначенный день к вечеру. Конюх с женщинами быстро установили большой стол на берегу реки и пригласили меня и помощника к обеду. За столом сидели мы одни. Помню обилие пищи. На столе стояло несколько деревянных мисок с горячей картошкой, простоквашей, сметаной, топленым маслом, медом, шаньгами с творогом. Это уже было ново. Такой пир повторялся два-три раза, один раз с добавлением жареной рыбы. Запомнилась очень вкусная рыба сиг.

Наутро я вышел из палатки и увидел, не без удивления, на дорожке мужчину лет сорока, среднего роста, плечистого. Он стоял вполоборота ко мне. Одет был во все домотканое. Темно-коричневая куртка, брюки, сапоги кожаные, мягкие. На голове островерхая шапка, тоже темно-коричневая. Борода рыжеватая, взгляд недоброжелательный.

— Здравствуйте. Доброе утро, — сказал я, подходя совсем близко к нему.

В ответ — ни слова, повернулся и пошел в избушку. Я видел его еще только раз. Это было в тот же день вечером, когда у берега реки он встречал женщину с котомкой за плечами, одетую в более темную одежду. Она за руку вела мальчика (или девочку?) лет семи.

Днем я, видимо, чтобы внести ясность в ситуацию, зашел в одну из избушек. Мужчины в ней не было. Над открытым подпольем стояли две женщины, а оттуда им подавал мешок с мукой другой мужчина лет 22—25, сильный, обросший редкой бородкой. Разговаривать со мной также не стал и скрылся в подполье. Женщины были веселее, чем раньше, сказали, что они пришли помыться в баньке. И действительно, к вечеру банька дымила, как паровоз.

Этих двух мужчин, женщину и ребенка мы больше не видели. Женщины говорили, что это был сам Лыков.

На следующий день я спросил, кто эти люди, куда они ушли. Ответили, что родственники, приходили в баньку, ушли в свою избушку, что вверху по реке.

Так я узнал, что в пятнадцати-двадцати километрах вверх по реке есть еще изба и люди.

Вся наша жизнь на заимке проходила в темпе, мы не могли терять ни одного часа. Задание было очень напряженное, а сделано было еще мало. Поэтому анализом ситуации, своего поведения в этом поселении особенно заниматься времени не было.

На заимке мы уже были как свои. В один из дней я решил съездить на теплый ключ, о котором женщины говорили, как об очень целебном. Место это расположено недалеко. На косогоре, где бьет горячий источник, был устроен сруб в котловане глубиной около двух метров. Желающий принять ванну спускался в сруб, закрывал деревянной затычкой отверстие внизу и открывал другое, на высоте плеч. Из этого отверстия лилась горячая вода температурой около 38—40° C, видимо радоновая. Через десять минут сруб заполнялся водой, и верхнее отверстие закрывали. После принятия ванны надо было открыть нижнее отверстие для слива воды. После купания ощущалась слабость.