Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Несколько иной тип населенного пункта представляла собой Новая Бухара (совр. Каган в Бухарской обл. Республики Узбекистан), точную дату основания которой называют современники: 15 мая 1888 г., когда была открыта соответствующая станция Закаспийской железной дороги [Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 149]. В отличие от вышеперечисленных поселений в Чарджуе, Керки, Термезе и Хороге, Новая Бухара изначально не являлась местом размещения гарнизона: она находилась неподалеку от столицы и была основана как резиденция российского дипломатического представительства в Бухарском эмирате — Российского императорского политического агентства. Первоначально агентство располагалось непосредственно в столице ханства, в одном из дворцов, принадлежавших эмиру[38], однако уже первый политический агент, Н. В. Чарыков, предложил идею его переноса за пределы столицы — чтобы продемонстрировать, что российское дипломатическое представительство не намерено осуществлять постоянное вмешательство во внутренние дела эмирата ([Чарыков, 2016, с. 138]; см. также: [Чиркин, 2006, с. 283]). Соответственно, под резиденцию агентства был отведен земельный участок, прежде не заселенный подданными эмира[39]. В какой-то мере строительство Новой Бухары началось и по просьбе самого эмира Абдул-Ахада (прав. 1885–1910): он опасался, что в случае проведения железной дороги через территорию его столицы местные жители будут бояться поездов, а также могут стать и жертвами несчастных случаев, поэтому станция и окружающее ее поселение были построены в семи милях от столицы ([Чарыков, 2016, с. 138]; см. также: [Чернов, 2010, с. 62]). Уже спустя несколько лет в городе появились вокзал, отделение Государственного банка, таможня, две гостиницы, аптека, несколько магазинов [Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 149–150].

Вскоре после основания вышеперечисленных поселений практически все они (за исключением Хорога) были соединены станциями Закаспийской железной дороги, для обслуживания которых в этих поселениях также проживали представители различных железнодорожных специальностей. Соображения безопасности заставили создать своеобразную «железнодорожную полосу отчуждения» [Перевезенцева, 1997, с. 69], посредством которой, как отмечали современники, Россия «проткнула насквозь» территорию Бухарского эмирата, усилив контроль над своим протекторатом [Скальковский, 1901, с. 472].

В результате, Несмотря на то что фактически русские поселения являлись своеобразными «анклавами», на самом деле они были соединены в единую систему, связанную к тому же и с ближайшей административно-территориальной единицей Российской империи — Самаркандской областью Туркестанского края, военный губернатор которой являлся вышестоящим начальником по отношению к русским гарнизонам в эмирате. Существенное расширение экономического взаимодействия России и Бухары в конце XIX — начале XX в. способствовало росту русских поселений и, соответственно, числа их населения: если по переписи 1898 г. в эмирате проживало чуть более 12 тыс. русских подданных, то к 1917 г. их число превысило 50 тыс. человек, не считая военнослужащих [Фомченко, 1958, с. 12][40]. Уровень развития этих поселений современники оценивали по-разному: одни характеризовали Новую Бухару как «город, а не какое-либо захолустное местечко» ([Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 150]; см. также: [Фомченко, 1958, с. 15]), другие же — напротив, пренебрежительно сравнивали ее с «захолустными городишками Закаспийской области» [Чиркин, 2006, с. 281–282].

Итак, каков же был статус этих поселений? Сразу стоит отметить, что никакого специального законодательства, определявшего их статус на протяжении всего существования русских поселений в Бухарском эмирате, так и не было разработано. Главным источником права, определявшим статус поселений оставался Шаарский мирный договор 1873 г., а также дополнивший его «Протокол дополнительных правил» от 23 июня 1888 г., подписанный как «дружественное соглашение» бухарским эмиром Абдул-Ахадом и туркестанским генерал-губернатором Н. О. Розенбахом и зафиксировавший факт строительства на территории Бухарского эмирата железнодорожных станций и образования вокруг них русских поселений на территориях, приобретаемых у бухарского правительства [Логофет, 1909, с. 218–221]. По сути, именно этот документ, обладавший довольно неопределенной юридической силой, и регламентировал статус всех русских поселений на территории эмирата! Важно отметить, что взаимоотношения этих поселений и их начальства с властями эмирата Протокол фактически не касался: в нем лишь кратко отмечалось, что бухарские власти будут оказывать «полное дружеское содействие» в поддержании порядка в поселениях (п. 7). Надо полагать, столь обтекаемая формулировка объяснялась тем, что Бухарский эмират продолжал считаться номинально суверенным государством, и имперские власти не хотели обострять отношения с европейскими державами, лишний раз подчеркивая зависимое положение эмирата от России.