Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Уязвимость новой позиции своей партии периода Гражданской войны Павел Долгоруков так и не признал – ни тогда, ни позднее в эмиграции. Он не мог согласиться с утверждением Милюкова, что одной из причин провала Белого дела явились грубейшие ошибки политического курса, в том числе и забвение демократических принципов в деле государственного управления, решения аграрного и национального вопросов. Долгоруков полагал, что истоки поражения коренились в военных неудачах, неспособности администрации отладить исполнение своих ключевых функций (снабжение армии, наведение порядка в тылу и т. д.), а также в отсутствии мощной «общественной подпорки» военному режиму, над созданием которой он безуспешно бился все три года Гражданской войны. Он с горечью констатировал проявления индивидуализма, а зачастую и просто шкурничества в поведении ранее, казалось бы, политически сознательных общественных деятелей, которые вместо борьбы за «воссоздание родины» занялись личным обустройством.

Для самого Павла материальные блага потеряли всякую ценность. Князь ходил в пиджаке, сшитом из дерюжного мешка, в сапогах, зашнурованных белыми тесемками, которые подкрашивались черными чернилами. Заполнявшая его дни партийная и общественная работа была вся без остатка подчинена нуждам Белого движения. Однако если допустить, что аскетизм и подвижничество Долгорукова в чем-то сродни донки-хотству, то ставшие его ветряными мельницами «обывательская апатия» и «гражданское дезертирство» так и остались непобежденными врагами. На созываемые им публичные собрания, посвященные «подвигам фронта» и «задачам тыла», приходила немногочисленная публика. Сидя в шубах в нетопленых залах, она «плохо согревалась пламенными призывами подпереть фронт». А рядом светились вывески кабаре, владельцы которых не могли пожаловаться на недостаток посетителей и отсутствие тепла.

С поражением Деникина партия кадетов, представители которой занимали многие посты в администрации генерала, оказалась фактически не удел; многие из них в ходе эвакуации из Новороссийска покинули Россию. Окружение нового главнокомандующего, генерала Врангеля, составляли иные люди. Но Павел Долгоруков решил остаться на родине. На французском дредноуте он добрался до Феодосии, оттуда переехал в Севастополь. В письмах к однопартийцу Н.И. Астрову он называл себя «бренным остатком общественности в бренных остатках России». Задачи, которые он ставил перед собой, оставались прежними: всемерно укреплять борющуюся с большевизмом власть, оставаясь на выработанной в Екатеринодаре и Харькове позиции поддержки национальной диктатуры; оказывать максимальную помощь армии.

Павла Дмитриевича нисколько не уязвляло то, что кадеты не были допущены до министерских постов в правительстве Врангеля. Главным для партии, по его убеждению, должно было быть не честолюбивое желание играть непременно «видную политическую роль», а работать «хотя бы на скромном деле для воссоздания Родины». Не «навязываться» власти, а выполнять свой долг – служить опорой государственному порядку, вести «созидательную общественную работу», пусть даже на должностях «хотя бы третьестепенных». Поэтому он адресовал свои «горькие упреки» либеральной русской общественности, и прежде всего однопартийцам, покинувшим Россию. «О России забыли», – с болью писал он. Уехавшие однопартийцы предпочитают «политиканство в заграничных центрах» и «более удобную, комфортную и спокойную жизнь за границей» – «дыму и чаду отечества». Он настойчиво звал их в Россию, жаловался на «страшное безлюдье».

Впрочем, призывы Павла Дмитриевича особого действия не оказывали. Партийцы слали письма, в которых выражали восхищение его стойкостью, славословили по поводу его «подвига», «рыцарства», но не приезжали. Долгорукову же собственная роль представлялась много будничнее; он не видел в своих поступках никакого геройства. Он писал: «Мне просто гораздо приятнее быть здесь. Легче, радостней, если бы не было парадоксально – веселей…» Он знал, что нужен в Крыму, и, кроме того, пока под его ногами была родная земля, оставалась надежда на поворот к лучшему.

Хотя должность Долгоруков занимал небольшую (он сотрудничал в агитационном отделе политической части врангелевского штаба), он был одной из ключевых и наиболее авторитетных фигур крымской общественности. Павлу Дмитриевичу пришлось везти тяжкий воз каждодневных организационных, пропагандистских и иных забот. Он наладил в Севастополе работу местного кадетского комитета, возглавил внепартийное Объединение общественных и государственных деятелей, которое развивало идеи Национального центра, был председателем Общества добровольных отрядов. Жизнь Долгорукова в Севастополе была нелегкой: бытовая неустроенность, безденежье, подчас полуголодное существование. Он сильно похудел, обносился, но тяготы и лишения не могли поколебать его решимости оставаться при армии на последнем клочке русской земли. В числе последних он эвакуировался из Крыма на том же французском дредноуте «Вальдек Руссо».