Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Пережить трагедию эвакуации, крайнюю нужду первых месяцев эмигрантского житья в Константинополе (как говорил Павел Дмитриевич, «корявость личного положения») он смог, черпая силы в привычной общественной деятельности. Долгоруков сразу же активно включился в работу местного кадетского комитета и отделения ЦК. Был избран также членом Политического объединенного комитета, выполнявшего функции представителя общественности во взаимоотношениях с генералом Врангелем и его администрацией. Помимо глубокого сострадания к бывшим защитникам Крыма, его тяга к армии объяснялась и принципиальными соображениями: он видел в армии последний оплот русской государственности.

В конце 1920 – начале 1921 года вопрос о Русской армии, находящейся в изгнании, стал объектом острых дискуссий в кадетских кругах. Выдвинутая П.Н. Милюковым «новая тактика» в числе прочего строилась на том, что историческая роль Русской армии уже сыграна, поскольку вооруженные действия, по крайней мере в прежних формах, перестают быть методом борьбы с большевизмом. Долгоруков категорически возражал против подобной позиции. Он настаивал на сохранении армии как боевой единицы, полагая, что ей предстоит стать главной силой как в будущем освобождении России, так и в подавлении «внутренней анархии», неизбежной в переходный период. Вместе с тем его коробило то, как отстранение парижские кадеты решали судьбу армии – Долгоруков не мог смириться с жестокостью подобных политических решений. Слишком велико было его сочувствие к русским солдатам и офицерам, невыносимые тяготы и лишения которых он знал не понаслышке. Сам практически нищий, князь прилагал немалые усилия, чтобы облегчить условия жизни в военных лагерях. Для ознакомления общественности с положением армии в эмиграции он наладил выпуск гектографированных еженедельных информационных бюллетеней. По воспоминаниям кадета В. Даватца, поступившего добровольцем в деникинскую армию и не покинувшего ее ряды в изгнании, Долгоруков был единственным «из видных партийных лидеров», кто «имел мужество открыто встать на ее (армии. – Н.К.) сторону и в полном смысле слова связать себя с ее судьбою».

Павел Дмитриевич горячо воспринял планы создания Русского совета при Врангеле. В кругах единомышленников Долгорукова этот орган рассматривался как единый центр антибольшевистской борьбы, надпартийный по своей сути, связывающий «народное движение с вооруженной борьбой армии» и охраняющий «интересы этой освободительной борьбы перед всем миром». Долгоруков пытался убедить Врангеля в том, что образование Русского совета должно помочь главнокомандующему осуществить назревшую реформу органов политического и гражданского управления путем привлечения представителей казачества, главных политических и национальных партий и общественных организаций. Правда, вскоре стало очевидно, что Врангель, стремясь заручиться посредством Совета общественной поддержкой, не торопился разделить с общественностью власть.

Окончательный устав Русского совета принципиально отличался от первоначального проекта: на фоне растущего недовольства звучали предложения бойкотировать Совет. Однако Павел Дмитриевич вошел в его состав. Объяснением этого шага может служить его речь, произнесенная на торжественном открытии Русского совета 5 апреля 1921 года, в которой он заявил, что необходимо «более, чем когда-либо… подпереть армию и помочь главнокомандующему, разделив с ним власть гражданскую и политическую». Он считал, что «покамест в Париже не создастся надлежащего общественно-национального центра», Русский совет при всем своем несовершенстве может играть роль объединяющего центра и оставить «единственную крепкую ось русского дела».

На Совещании членов ЦК кадетов, проходившем 26 мая – 2 июня 1921 года в Париже, многие однопартийцы потребовали от Долгорукова выхода из Совета. Однако Долгоруков, по-прежнему считая, что возможности вооруженной борьбы с большевизмом далеко не исчерпаны и потому Русскому совету еще предстоит стать объединяющим центром, поступил вопреки возобладавшему в партии мнению и даже в знак протеста против оказываемого на него давления написал заявление о выходе из ЦК (в конечном счете это заявление не получило хода). В конце февраля 1922 года Павел Дмитриевич выехал в Софию для подготовки выборов в Русский совет по заданию генерала Врангеля. Когда же летом 1922 года Совет был преобразован в финансово-контрольный комитет, он стал его активным членом. По поручению комитета он участвовал, в целях финансовой поддержки армии, в продаже части серебра Петроградской ссудной казны, вывезенной армией через Новороссийск.