Павел Иванович отчетливо понимал, что стабильная политическая власть возможна в России только при опоре на устойчивый класс средних и мелких собственников. Поэтому при обсуждении во Всероссийском национальном центре вопроса о границах допустимого вмешательства государства в земельный вопрос он сделал поправку: принудительное отчуждение земель может проводиться государственной властью исключительно «в целях создания крепких средних и мелких хозяйств». Таким образом устранялась эсеровская трактовка отчуждения, которая давала право на всеобщее наделение землей. При обсуждении проекта аграрной декларации Добровольческой армии Новгородцев разъяснял, что имеется в виду прагматическая концепция возвращения к правовой ситуации: «Вообще под временным устройством, которое выдвигает проект декларации, следует разуметь совокупность мер двоякого рода: размежевание между захватчиками и прежними владельцами, по возможности полюбовное, а в случае надобности и принудительное, и обеспечение возможности приобретать землю». Среди необходимых мер отмечались и формы облегчения покупки земли, известные дореволюционной практике: содействие Крестьянского банка, выделение на отруба и т. д.
Другая сторона проблемы переходной формы правления – вопрос о легитимности власти. Легитимность была необходима для консолидации власти, хотя не исключала (и даже предполагала) ее авторитарность. Моделью служил национальный консенсус, достигнутый в период Смутного времени. В этот период вопрос легитимности власти выступил в качестве центрального. «Наша история, – отмечал Новгородцев, – наглядно показывает, как шаток оказался трон Василия Шуйского, „выкрикнутого“ боярами и московскими людьми без участия всего народа; между тем династия Романовых, поставленная всенародным Земским Собором, прочно укоренилась». Из этого следовал вывод о необходимости зафиксировать в программных установках идею Учредительного собрания, как «наиболее желательной и ясной формы народного волеизъявления».
В идеале, считал Новгородцев, следует объявить, что «идет твердая государственная власть, не боящаяся смелых преобразований, но проводящая их на почве права и порядка и не позволяющая ни грабить, ни мстить за грабеж». Это означало выдвижение такой концепции диктатуры, которая наиболее близка ее римскому пониманию: предоставление неограниченных полномочий избранному народом правителю, который реализует их по воле народа (римского сената или Учредительного собрания) и исключительно в переходный период, необходимый для восстановления государственности. Как говорил позднее Д.С. Пасманик, Новгородцев выдвинул формулу: «Цезарь, благословляемый патриархом и церковью на восстановление государственности и национальной державности» – и добавлял: «Что ж, если это кадетские идеи, то останемся кадетами».
Описанная позиция – продолжение той, которую находим у Новгородцева в период Гражданской войны на Украине. В Белом движении существовало три подхода к государственному устройству. По авторитетному свидетельству И.И. Петрункевича (1919), одни считали необходимым сохранить гражданский правопорядок в неизменном виде там, где это оказалось возможным; другие отстаивали Директорию; третьи – диктатуру. В качестве идеолога последнего направления он называет «екатеринодарцев» – П.Д. Долгорукова и П.И. Новгородцева, наиболее проникнутых «атмосферой действующей армии», которые «горячо отстаивали военную диктатуру, видя в ней залог успеха и подчиняя ей все другие вопросы». Новгородцев становится неформальным участником Особого совещания при главнокомандующем, выступая по теоретическим вопросам организации движения, а также участвуя в разработке ряда законопроектов.
В январе 1919 года в Одессе на заседании Совета государственного объединения России он выступил с докладом о создании Южно-Русской власти, призывая ввести военную диктатуру. В Крыму он занимался преимущественно педагогической деятельностью (в Симферопольском университете).