Подобные идеи в начале 20-х годов уже не соответствовали изменившейся обстановке и взглядам многих эмигрантов. Так, в воспоминаниях Д. Мейснера говорится о том, как воспринимались идеи продолжения вооруженной борьбы: «До сих пор помню, как я был ошарашен, когда, приехав в Софию, на большом политическом собрании услышал доклад одного из руководителей правого крыла кадетов А. В. Карташева, говорившего сказки и небылицы о Белом движении. У Карташева была все та же линия – продолжающегося „кубанского похода“. Этот ученый человек говорил перед тысячной аудиторией внимательно слушавших русских беженцев, растерянных, дезориентированных, несчастных, ищущих объяснения случившейся катастрофе. Карташев ораторствовал, закрыв глаза, в данном случае в прямом смысле этого слова – такова была его манера публично выступать. Но глаза его были крепко сомкнуты и в переносном смысле, иначе он не мог бы так беззастенчиво искажать истину. Карташев говорил о долге политических руководителей эмиграции поддержать своим авторитетом белую армию, потерявшую после своего поражения всякое значение. Он хотел быть одним из ее идеологов. Таким было содержание этого выступления, поразившего меня тогда полной оторванностью от действительности и элементарной правды…»
К середине 1920-х годов А. В. Карташев понял, что продолжать вооруженную борьбу с большевиками бесперспективно. Он объяснял это тем, что «психика масс выше механической силы оружия», что хотя воля народа «преступная, грешная», но это «реальная и решающая политическая сила». Карташев считал, что «народ бы проделал большевистскую революцию даже без Ленина и большевиков – был бы тогда только на месте их Махно или еще кто-нибудь». Именно поэтому Белое движение не смогло победить, и до тех пор, пока не изменится эта воля народа, демократия не сможет победить. Поэтому он призывал отбросить идеи «реставраторства силой». «Просто кулак – это ничто, – говорил он. – Без творческой силы нечего браться за борьбу с большевизмом. Славный ход Белого движения бесславно замрет в песках эмиграции; бесплодно погибнут доблести генерала Кутепова, таланты генерала Врангеля, бескорыстные благородство и мудрость великого князя Николая Николаевича, если короста реставраторства не будет отброшена ими… Россия может быть только демократией по существу». А. В. Карташев неоднократно подчеркивал: «Мы за освобождение воли народа и за свободное устройство России по воле народной».
В то же время даже через много лет после окончания Гражданской войны А. В. Карташев призывал к непримиримой борьбе с большевизмом. В 1949 году, когда советский строй уже существенно изменился и многие русские эмигранты стали относиться к СССР совсем по-другому, он писал, что «большевизм не просто политическая партия, течение, – это тонкое духовное явление. Это „растление совести“, и рано или поздно выздоравливающий народ следует всячески лечить демократией от этого растления духа». Большое значение в процессе выздоровления народа Карташев отводил Русской православной церкви, имея в виду ее традиционное стремление (в лучших проявлениях) к исполнению евангельских идеалов, к принципам справедливости, добра, соборности.
В середине 1920-х годов Антон Владимирович постепенно отходит от политики и все больше занимается научной и церковной деятельностью. Он становится членом епархиального совета Русского экзархата Вселенского престола, участвует в съездах Русского студенческого христианского движения (РСХД), является одним из основателей Свято-Сергиевского богословского института в Париже. Но подлинную известность ему принесли блестящие работы по истории Церкви. Многогранная научная деятельность А. В. Карташева со временем полностью заслонила его политическую роль, и он стал совершенно справедливо восприниматься прежде всего как выдающийся ученый. Скончался А. В. Карташев в Париже 10 сентября 1960 года.
Борис Александрович Бахметев: «Составлять как можно меньше законов и возможно меньше регулировать жизнь…»
Олег Будницкий
Собственность, народоправство, демократизм, децентрализация и патриотизм – вот идеи, «около которых уже выкристаллизовывается мировоззрение будущей России», – писал в начале 1920-х годов посол демократической России в Вашингтоне Борис Александрович Бахметев (1880–1951). Основой экономической жизни, считал он, должны быть «частная инициатива, энергия и капитал»: «К покровительству им, к охране их приспособится весь правовой и государственный аппарат; в помощи частной инициативе будет заключаться главная функция правительства».
Б. А. Бахметев был сторонником «самосокращения» государства. Он делал ставку на личную инициативу и предприимчивость людей: «Следует прежде всего поставить себе за правило составлять как можно меньше законов и возможно меньше регулировать жизнь». Поразительно, что эти идеи, которые активно обсуждаются современными российскими политиками, были сформулированы Бахметевым восемьдесят лет тому назад.