Росток

Иосиф Самуилович сразу оценил ситуацию.

— Ну что, закругляемся? Вы понадобитесь, хлопцы, теперь через недельку. — Достав из кармана четыре десятки, он вручил каждому по одной.

— Такой душевный человек... — залепетал Роман. — Вы для жизности первый класс... Позвоните, и мы будем тут как тут.

Иосиф Самуилович вежливо и решительно выпроводил из дома компанию.

— Жду вас, хлопчики. Мне еще крышу ставить, стены второго этажа, паркет стелить...

— Конечно... — кивнул обмякший и разморенный горилкой Роман. — Для жизности все требуется.

Ступив на подножку кабины, он не удержал равновесия, упал. Григорий поднял его, кое-как усадил в кабину.

— Где ключ?

— Я сам... Я сам... — забормотал Роман, шаря по карманам.

— Сам... Врежешься в столб, угробишь и нас, и машину.

Григорий отобрал у Романа ключ, прикрепленный к брелку, сел за руль. Включив мотор, прогрел его, мягко тронул машину с места, не думая о том, что по дороге могут остановить автоинспектора, а от него несет сивухой. Главное, чего ему хотелось, — поскорее без приключений добраться до лаборатории, встретить Гузя, взять его за грудки и потащить к Петру Яковлевичу.

Петляя кривыми переулками, он постепенно остыл. Руль плохо подчинялся. Пришлось ползти на первой скорости. Рядом посапывал задремавший Роман.

Григорий лишь тогда вздохнул облегченно, когда затормозил перед воротами лаборатории. Подождал, пока они откроются, подъехал к куче кирпича и штабелю железобетонных плит, заглушил мотор. Положив в карман ключ, хлопнул дверцей кабины, задумался: «К кому пойти? Позову Петра Яковлевича и «Три О», пусть полюбуются. Они сами пригласят Гузя. Неужели и теперь он выйдет сухим как гусь из воды?»

Решение это Савич принял без запала, будто наперед предвидел, что из его затеи ничего не выйдет, лишь настроит против себя прораба. А Гузь, конечно, ему этого не простит, будет мстить всеми дозволенными и недозволенными способами.

Его раздумья прервал пронзительный, беспрерывный сигнал машины. Григорий понял: проснулся Роман и подает кому-то знак. Из-за штабеля плит в незастегнутом ватнике тут же выкатился Гузь.

— В конце концов, дадут мне работать... Рвут на части. Что тебе, Ромка? Когда вернулся?

Григорий зашел в туалетную комнату, вымыл руки, нажал на кнопку электросушилки. Немудреная машина заурчала, выбрасывая поток теплого воздуха. Григорий застывшим взглядом впился в деревянную подставку, к которой была пристроена сушилка. «Так-так-так, Антон Калинович. Вирутно, я напал... Напал!»

Взбежав на второй этаж, он стал искать в зале кальки. Они исчезли.

— Где чертежи? — подскочил он к столяру, стелившему паркет.

— Чего накинулся ? — огрызнулся тот. — Антон Калинович здесь шастали. Не иначе как у них.

Кальки действительно оказались у Гузя.

— Это мое оправдание, моя документация, — поучительно, как неразумному ребенку, который сует нос не в свое дело, сказал Гузь Савичу прищурившись. — Зачем они тебе?

— Захотелось взглянуть... — Григорий лихорадочно подыскивал пояснение, чтобы ни словом не коснуться главного. — Я там мастерил... Хочу проверить себя: не напортачил ли...

— Что нет, то нет... Я смотрел... — настороженно ответил Гузь, словно почувствовав какой-то подвох в словах Савича. — Мастер замеры сделал.

— И все-таки мне хотелось бы самому взглянуть. Так будет спокойнее, — не отступал Григорий.

— Дались они тебе, эти кальки... Хорошо. Возьми те, что у мастера, ему и верни. — Гузь достал из кармана блокнот, вырвал страницу, что-то черкнул на ней, поставил свою подпись. — На, покажешь ему, а то не даст.

Григорий направился к деревянному вагончику, стоявшему возле глухой стены лаборатории. В жарко натопленной каморке гудела раскаленная докрасна железная печка. Возле нее на расстеленном тулупе храпел раздетый до нижнего белья Роман. В воздухе плавал смрад сивухи.

— Извините за беспорядок, — оторвал взгляд от стола худощавый, с продолговатым лицом мастер. Кивнув на Романа, пояснил: — Хлопцы стараются на совесть... До полуночи возил панели, полторы нормы отбухал и завалился. Со вчерашнего дня спит.

Григорий оторопел:

— Ссо вччччерашнего дня? Как же так... — Он тут же прикусил язык. Теперь не с чем бежать к Петру Яковлевичу. Предусмотрительный Гузь спровадил его сюда специально, чтобы он убедился воочью и понял...

— А вот так... Во имя развития научной мысли, — плохо скрытая издевка прозвучала в голосе мастера и спряталась за частоколом слов. — Вам что-нибудь нужно?

— Антон Калинович просил... — Григорий подал бумажку. — Мне бы посмотреть на кальки.

— Если Антон Калинович, то пожалуйста, — мастер достал из-под стола свернутые трубочкой и перевязанные шпагатом бумаги. — Для нас Антон Калинович что отец родной... Они и побеспокоятся, и, все предусмотрят заранее...