Попутно стало известно, что и в самом банке не все слава богу. По Уставу банка, один из членов правления обязан был ежедневно проверять стальную комнату, но банкиры предпочли хорошо повеселиться в Рождество. То же касалось и сторожей, которые и близко к подвалу не подходили. По-видимому, грабители были осведомлены об этом и работали спокойно и даже с комфортом.
Следственные органы действовали шаблонно. Они не нашли ничего лучше, чем арестовать самого Аграева, а заодно и 12 известных им ростовских шнифферов. Толку от этого не было ни малейшего. Насмерть перепуганный Аграев понятия не имел о своих арендаторах, а у шнифферов просто не было ни средств, ни нужной квалификации, чтобы оперировать отмычками и газовой горелкой. Это вам не фомкой несгораемые кассы курочить. Сконфуженному Георгию Мове пришлось всех выпустить.
Последний царский полицмейстер Ростова полковник Михаил Иванов (самый удачливый из всех своих предшественников, создавший до революции настоящий полицейский спецназ) 10 января 1919 года опубликовал в газете «Приазовский край» свои соображения относительно квалификации преступников. Отставной полицмейстер намекнул следственной бригаде, что они не там ищут. Погром ростовского сейфа — дело рук не обычных шнифферов, а международных медвежатников высокого класса. Советовал присмотреться к аналогичным делам: краже бриллиантов в магазине ювелира Владимира Гордона, расположенном в столичном Гостином Дворе, в июне 1908 года и ограблению близнеца ростовского банка — Общества взаимного кредита в Харькове в конце декабря 1916 года.
Отставной полицмейстер давал дельный совет. В первом случае следы медвежатника — грека Ахилла Каравасси — столичный сыщик Мечислав Кунцевич обнаружил именно в Ростове. Актриса Антонина Стрельская сдала местному ювелиру Ильину золотое ожерелье с клеймом «З. Г.», якобы подарок таинственного любовника. Кунцевич клеймо опознал: оно принадлежало голландскому мастеру Залману Гутману, частенько работавшему на Гордона. Из Ростова золотая ниточка и привела к медвежатнику, осужденному потом всего на 3,5 года. Где он отмечал Рождество 1918 года, бог ведает. Не в Ростове ли?
Второй же случай был еще интереснее, он как под копирку повторял ростовский эпизод и был расследован самим Аркадием Кошко при участии того же Кунцевича. Воры сделали подкоп из дровяного сарая возле соседнего дома, прорезали дно аналогичной стальной комнаты, распилили и распаяли несгораемые сейфы дотоле невиданными полицией инструментами и унесли свыше 2,5 миллиона рублей наличными и процентными бумагами. Отметим, взлом был произведен на рождественские праздники.
Кошко так описывал место преступления: «Стальная же комната банка являла весьма любопытное зрелище: два стальных шкафа со стенками толщиной чуть ли не в четверть аршина были изуродованы и словно продырявлены орудийными снарядами. По всей комнате валялись какие-то высокоусовершенствованные орудия взлома. Тут были и электрические пилы, и баллоны с газом, и банки с кислотами, и какие-то хитроумные сверла и аккумуляторы, и батареи, словом, оставленные воровские приспособления оценивались в несколько тысяч рублей».
Проведенное расследование показало, что подкоп и взлом совершила группа из девяти варшавских воров во главе со Станиславом Квятковским, Здиславом Горошеком и Яном Сандаевским. Из них в руки полиции попали только восемь.
Показательно, что при подготовке ограбления варшавские потратили около 20 тысяч рублей: 8 тысяч на содержание команды и более 11 тысяч — на приобретение специальных машин и орудий для взлома. Какой шниффер может позволить себе такие расходы? Именно об этом писал Кошко и предупреждал Иванов.
Важная деталь — дом с сараем принадлежал сотруднику Харьковского банка, оказавшемуся соучастником преступления. Важная потому, что во время ростовского взлома преступники прекрасно знали схему банка и то, что его персонал и сторожа спустя рукава относятся к своим обязанностям во время праздников.
Кстати, после этого случая главой Харьковского сыскного отделения был назначен переведенный из Варшавы Людовик Курнатовский, который прекрасно знал контингент медвежатников и даже в свое время получил за их задержание орден Владимира 4-й степени. Гримаса судьбы: спустя месяц после ареста взломщиков произошла Февральская революция, и на харьковские нары угодил уже сам Курнатовский. Где его тепло встретило панство, готовящееся выйти по амнистии Временного правительства. К профессионалам они тоже относились с уважением — масть такая.
С варшавскими профи прекрасно был знаком и ростовский полковник Михаил Иванов. А после харьковского случая он же ознакомился и с особой папкой МВД, в которой хранился перечень именно высококлассных варшавских воров, подготовленный еще начальником Московской сыскной полиции Василием Лебедевым в начале XX века, выделившим эту касту из 2 миллионов преступников Российской империи.