Рота стрелка Шарпа

Антипатия прошла быстро. Лейтенанта Прайса невозможно было не любить. Его единственным жизненным устремлением был разгул, в котором отказывала сыну строгая богобоязненная семья, и он сохранил довольно ума, чтобы в ситуациях, которые требовали быть трезвым, хотя бы держаться на ногах. Солдаты нянчились с ним и выгораживали, считая, что он не жилец на этом свете – если не французская пуля убьет, так пьянка, или ртутные соли, которые он принимает от сифилиса, или ревнивый муж, или, как с восхищением выразился Харпер, просто чертово изнурение.

Здоровяк-сержант приподнялся над мешком и кивнул вдоль траншеи:

– Вот и он, сэр.

Прайс с трудом улыбнулся, сморгнул, когда над головой в сторону города пролетело двадцатичетырехфунтовое ядро, и вылупился на Харпера:

– На чем это вы лежите, сержант?

– На мешке с сеном, сэр.

Прайс восхищенно покачал головой:

– Черт! Надо, чтобы их выдавали каждый день. Можно одолжить?

– Пожалуйста, сэр. – Харпер встал и сделал приглашающий жест.

Прайс рухнул на мешок и аж застонал от удовольствия:

– Разбудите меня, когда позовет слава.

– Да, сэр. Чья слава?

– Боже мой! Ирландское остроумие! – Прайс закрыл глаза.

Небо потемнело, облака окрасились в зловещий багровый цвет, неизбежное близилось. Шарп выдвинул палаш на несколько дюймов из ножен, проверил заточку и засунул клинок обратно. Палаш был его фетишем наравне с бейкеровской винтовкой. Как офицер, он по традиции должен был носить саблю. Однако сердце не лежало к легкому изогнутому клинку. Вместо сабли капитан таскал прямой кавалерийский палаш, подобранный на поле боя. Зверское оружие – тридцать пять дюймов тяжеленной стали, – но Шарпу хватало силы и роста, чтобы управляться с ним играючи.

Харпер заметил, как Шарп трогал клинок.

– Думаете, придется пустить его в ход, сэр?

– Нет. Мы дальше гласиса не пойдем.

Харпер засопел:

– Всегда есть надежда.

Ирландец заряжал свою семистволку – оружие в высшей степени еретическое. Каждое дуло имело в диаметре полдюйма, и они выстреливали одновременно, сея верную смерть. Оружейник Генри Нок изготовил всего сотню таких винтовок, их закупил Королевский флот, но сильная отдача калечила стреляющему плечо, и партию тихо списали. Оружейник был бы доволен, случись ему увидеть, как верзила-ирландец, один из немногих, кому хватало силы управляться с этаким чудищем, тщательно заряжает каждый двадцатидюймовый ствол. Харпер любил семистволку, выделявшую его, как Шарпа – палаш; к тому же это был подарок, купленный Шарпом у лиссабонского лавочника.

Капитан поплотнее закутался в шинель, взглянул через бруствер на город. Смотреть было не на что. Снег, блещущий мириадами металлических искр, лежал на гласисе, продолжавшем холм, на котором стоял Сьюдад-Родриго. По черным рытвинам от ядер Шарп угадывал скрытую гласисом брешь. Гласис строится не против пехоты. Это земляной склон, на который легко вскарабкаться; он находится перед крепостной стеной и имеет целью защищать ее от обстрела. Веллингтону пришлось захватить французские форты на близлежащих холмах, чтобы установить пушки на возвышении и бить выше гласиса по стенам.

За гласисом тянулся невидимый Шарпу ров, широкий, каменный, а за ним – недавно построенные стены, в свою очередь скрывающие старые, средневековые. Артиллерия пробила обе куртины, и новую и старую, но защитники наверняка приготовили в этом месте какие-то западни.

Шарп участвовал в осадах вот уже девять лет, и он прекрасно помнил, с какой яростью солдаты карабкались по склону Гавилгура, стремясь попасть в хитросплетение стен и рвов, которое мужественно обороняли индийцы. Взять Сьюдад-Родриго будет труднее – не потому, что французы сражаются лучше, а потому, что его оборона, как и оборона Бадахоса, выстроена по последнему слову инженерной науки. Есть нечто ужасающе точное в крепостной архитектуре, в ложных стенах и равелинах, в математически выверенном расположении бастионов и пушек, и только страсть, злость, дерущее глотку отчаяние способны заставить науку дрогнуть перед штыками. Злость так легко не остынет. Шарп знал: едва солдаты ворвутся в брешь, кровь ударит им в голову и на городских улицах они станут неуправляемы. Если крепость не сдается, если защитники вынуждают атакующих проливать кровь, то старый обычай, солдатский обычай, отдает город в руки победителей. Спасение Сьюдад-Родриго только в быстром и легком штурме.

Городские колокола начали бить Ангелус[2]. Ротные католики, сплошь ирландцы, торопливо перекрестились и встали, потому что к ним шел полковник, досточтимый Уильям Лоуфорд, командир Южного Эссекского полка. Он взмахом руки разрешил солдатам сесть, улыбнулся при виде храпящего Прайса, дружелюбно кивнул Харперу и подошел к Шарпу:

– Все в порядке?

– Да, сэр.