Ротмистр

— Товарищи командиры! Мы прощаемся с нашим преданным товарищем, настоящим соколом революции. Враг показал нам свое мурло, товарищи, но у нас есть, чем ответить!

Троцкий впадает в ораторский раж, не забывая, впрочем, поглядывать на командирские часы:

— Сегодня выбор предельно прост: или республика, или война с немцами непонятно за что. Владимир Ильич со мной в этом согласен. С неприятелем заключено перемирие, огонь не открывать ни при каких обстоятельствах! На провокации не поддаваться! В Бресте готовится мирный договор. Но это не значит, что вы будете в штабах штаны протирать. Красный командир всегда на острие революции! Мировой пожар только разгорается! А пока — тотальная дисциплина, товарищи! Одним из важнейших принципов воспитания нашей армии является неоставление без наказания ни одного проступка! Репрессии должны следовать немедленно! В этом — залог побед новой рабоче-крестьянской армии! Прощай, Степан (поправляет буденовку на крышке гроба), твою жизнь оборвала подлая пуля, но мы отомстим так, что классовый враг захлебнется своей кровью!..

Гроб опускают в могилу, пять красноармейцев поднимают винтовки для салюта и глядят на Троцкого, ожидая команды. Тот достает из деревянной кобуры маузер, пытается взвести курок — не получается. Сует его ближайшему командиру, тот взводит оружие. Троцкий ожесточенно палит, тыча стволом маузера в серое зимнее небо.

Один офицер шепчет на ухо другому:

— Говорят, он сам его и пристрелил — за невыполнение приказа отступать.

— Молчи! Видел, какой он орден придумал? Красное знамя, и звезда перевернутая. Бесовщина, точно тебе говорю! Так что молчи лучше в тряпку…

* * *

В марсельском порту в декабре 1918 года стоял под погрузкой последний пароход, увозивший на родину воинов Русского Легиона Чести. Тех, что прославили во Франции русское оружие, уцелев в мясорубке германских атак на севере у Амьена, в июльском месиве в лесах у Виллэр-Котэрэ, в сентябрьской бойне в Суассоне.

На пирсе ротмистр Гуляков, капитан Мартынов и подпоручик Курилло мрачно наблюдают за тем, как по трапу на борт поднимаются солдаты, нагруженные тюками, ящиками и прочим скарбом.

Интеллигентный Мартынов сплюнул:

— Позор. Стадо. Не воинство — мешочники. И посмотрите, какой хлам волокут: кофейники, утюги…

— А вы, капитан, хотите, чтобы они отсюда Фонтенеля и де Севиньи повезли? — смеется Курилло, рассовывая по карманам пистолетные патроны. — Да, в Новороссийске со стыда будем гореть. Если, конечно, там еще есть, кому нас встречать…

Мартынов витиевато ругается, заставив собеседников взглянуть на него с высшей степенью удивления. Капитан негодует:

— И ведь… ничего не поделаешь. Нас трое, а их больше сотни. Дожили…

Гуляков играет желваками, но не ругается, а добавляет в эмоциональную беседу рационализма:

— Господа, нам надо держаться плотнее. Друг друга из вида ни в коем случае не выпускать…

Они последними поднимаются по трапу, в рубке дают сигнал к отходу. Офицеры спускаются в отведенную им каюту, скидывают кители, садятся к столу, вытягивая ноги, гудящие после 20-километрового перехода к порту. Без особого настроения распечатывают бутылку коньяка, выпивают по рюмке. Гуляков откидывает от стены кровать:

— Я вздремну, пожалуй. Господа, если что, не жалеть, будить немедля…

Ложится на спину, кладет под голову ладони, закрывает глаза. Но сон, как часто бывает, когда мозг перегружен переживаниями, не идет. Перед его взором проходит чередой калейдоскоп картинок: Александра с круглыми от страха глазами, семенящая за ним по полю среди свиста пуль, она у стола с шампанским в их первую брачную ночь, виноградина, запутавшаяся в волосах на его груди…

Дверь в каюту с треском распахивается. На пороге — пьяный солдат в одном исподнем. На сгибе его руки висит швейная машинка Зингера.

Курилло, зевнув, интересуется:

— Что, воин, в белошвейки собрался? Закрой дверь снаружи, тебе в трюм.

Солдат, осклабившись, картинно раскланивается, шлепая по полу босой ногой с болтающимися подвязками кальсон:

— Ничего, гражданин подпоручик, домой придем — разберемся, кому в белые, а кому — в швейки…

Мартынов после того, как дверь за воином закрылась, выжидает несколько секунд и резюмирует:

— Вот сволочь!

* * *

Новороссийск встречает легионеров мелким нудным дождиком.

Теперь шествие по трапу в обратном порядке — сначала спускаются офицеры, за ними — навьюченные трофейным барахлом солдаты. На пирсе выстроен комендантский взвод. Встречей легионеров командует штабс-капитан довольно потрепанного вида в давно не стираной форме и стоптанных сапогах. Он здоровается за руку с офицерами, они отходят в сторону.

Штабс-капитан, сильно заикаясь, интересуется:

— Господа, кто это с б-б-баулами? Мы тут ждали покрытых славой легионеров, а это т-т-табор какой-то…

Мартынов поясняет:

— Солдаты распропагандированы. Джентльменское соглашение: мы закрываем глаза на барахло, а они нас не выбрасывают за борт по пути. Извольте принять по списку пороховую бочку, штабс-капитан.

Тот потуже затягивает ремень на животе: