Ротмистр

— Впереди — всё! Сашка, мы богаты. Я в фундамент социализма кирпичик положил и теперь хочу свое прекрасное будущее построить. О какой пустоте ты говоришь! С тобою я рядом! Другая не дышала бы, чтобы счастье не спугнуть…

Калюжный берет стола нож, идет в угол комнаты. В проеме между печкой-голландкой и дверной рамой поддевает ножом и вынимает несколько облицовочных плиток. Из образовавшегося отверстия в стене достает один за другим два тяжелых саквояжа. Приносит их к кровати, открывает один, потом другой. Тянет Александру к себе и, рукой нажимая на затылок, наклоняет ее голову:

— Смотри! Ты когда-нибудь в своей никчемной прежней жизни видела такое? В госпитале? Или с нищим мужем — ходячим уставом караульной службы?

Калюжный достает банковский слиток золота, каковых в саквояжах еще с пару десятков.

Александра равнодушно отталкивает его руку:

— Я знала, что там какой-то тайник у тебя. Но думала, ты там оружие держишь.

Калюжный захохотал так, что женщина вздрогнула:

— Оружие — это для слабых, для сильных — вот это! Я шкурой рисковал, как никто другой! За доставку миллионов для Ленинской братии мне посулили копейки, крохоборы. Ха, сколько из этих денег на развал армии пошло, а какой кусок на их личные счета в Скандинавии отвалился — самая страшная государственная тайна. И не смотри на меня так. Не крикуны на трибуне историю делали, а я вот этими руками и этой головой! Так что моя совесть чиста. Есть еще счет в банке Женевы, но его номер я тебе не скажу, — зло рассмеялся Калюжный. — Я и так тебе многое рассказал. Теперь, душа моя, или со мной, или… не со мной…

Калюжный бросает слиток в саквояж, морщится, трет правое бедро. Вспоминает.

* * *

Лесная дорога, вечереет.

Три подводы ползут по едва заметной под травой колее. В каждой подводе — возница и еще по двое мужчин. Одеты просто, под крестьян, но лица породистые. Груз накрыт холстиной, седой от обильной росы.

На последней подводе — Калюжный, он напряжен и сосредоточен. Впереди перед ним на облучке в полусумраке спины возницы и еще одного мужчины.

Две передние подводы скрываются за деревьями. Калюжный пружинисто вскакивает, перекатывается вперед и наносит два быстрых точных удара ножом под левую лопатку обоих попутчиков. Сбрасывает тела на землю, волочит в лощину с глубокой лужей — застоявшейся, покрытой ряской. Заталкивает оба тела под затопленный ствол дерева.

Бежит к подводе, выхватывает из-под холстины два саквояжа, тащит туда же, к болотцу, топит возле трупов. Выбирается на дорогу, хватает вожжи, подвода трогается. Метров через сто останавливает лошадь и садится на дорогу, привалившись спиной к колесу. Крепко сжав зубами левый кулак, чтоб не закричать, правой рукой глубоко всаживает нож себе в правое бедро, течет кровь, он намазывает ею руки, лицо. Закрывает глаза, ждет.

Из-за деревьев появляются торопливо идущие мужчины с передних подвод, тыча беспорядочно в разные стороны винтовочными стволами. Окружают Калюжного. Тот стонет, изображая, что никак не может вытащить нож из ноги.

— Ушли, суки! И не пустые! Я же предупреж-дал — нельзя связываться с латышами!..

Калюжный отгоняет воспоминания. Александра лежит, отвернувшись к стене. Он шлепает ее по голому плечу:

— Гуляков — отрезанный ломоть, не тешь себя пустыми надеждами. Ему деваться некуда. Нарком не любит, когда у него что-то не получается. А Сашка найдет себе басмачку, ты за него не переживай…

Он смеется, наблюдая за реакцией женщины.

Александра вздрагивает, услышав сильные удары в дверь. Калюжный, с некоторым трудом согнав с лица мутную улыбку, вытаскивает из-под подушки маузер.

Гуляков не звоня в дверь, грохает по ней кулаком. Прислушивается. В квартире — глухой шум. Гуляков отходит на два шага, достает из кобуры маузер, дважды стреляет в замок, рывком распахивает дверь, входит прихожую.

Из дальней комнаты доносится истошный крик Александры.

— Саша, у него пистолет!..

В дверном проеме появляется Калюжный, босой, взгляд безумен, лицо бледное, капли пота на лбу, глаза неестественно блестят. Мужчины держат друг на друга на мушке.

Гуляков был готов увидеть в спальне жены кого угодно — гувернера, чиновника нарздрава, но не товарища по училищу:

— Андрей?! Я же говорил, что ты далеко пойдешь…

Калюжный, не опуская ствола, хохотнул:

— Ты считаешь, спать с твоей женой — это большой карьерный успех?

Из-за его плеча проскальзывает Александра в исподней рубахе и встает между мужчинами лицом к Калюжному.

— Какая же ты все-таки сволочь…

Тот скребет кончиком ствола пистолета горло:

— Значит, как вкусно питаться и одеваться в экспроприированные наряды — так Андрей. А как муж на порог, сразу — сволочь? Одно слово — интеллигенция, прав Ильич: говно нации.

— Я убью тебя, Андрей, — Гуляков произносит это буднично и просто, словно сообщает о переводе в другую часть.