Ровесники. Немцы и русские (сборник)

Результаты дешифрирования заверялись полевыми маршрутами и аэровизуальными наблюдениями. Один из таких полетов на трехместном ЯК-12 неожиданно прервался надвигающимся грозовым фронтом. Вел самолет пилот Аркадий Спирин, прославившийся впоследствии тем, что спас в тяжелейших зимних условиях группу застрявших в буране геологов. Он первый заметил быстро приближающийся фронт, состоящий их целого ряда отдельных смерчей. Мы еще какое-то время летели, пытаясь либо уйти от стихии, либо найти хоть какое-то подходящее укрытие для самолета, и на наше счастье вскоре заметили казахскую юрту Стадо овец уже было в загоне, лошади привязаны. Аркадий развернул самолет теперь уже в направлении шторма и посадил самолет. Крепко привязав его к столбам, мы зашли по приглашению пастуха в юрту, где пару часов пережидали непогоду. Казах оказался гостеприимным, угостил настоящим кумысом, ещё чем-то, и в тот же день мы благополучно вернулись на базу. Возвращаясь к работе – методика оказалась достаточно успешной, в результате были созданы необходимые руководства и проведено обучение производственников. В дальнейшем она была использована и в других регионах, в частности в Забайкалье. Мне даже было предложено начать работу над кандидатской диссертацией по этой тематике. Я успешно сдал кандидатский минимум, который много позже пригодился мне для защиты диссертации, правда, в совершенно другом направлении.

Коллектив лаборатории состоял из опытных геофизиков, успевших поработать не только практически во всех основных перспективных на уран регионах Советского Союза, но побывавших и на зарубежных объектах, география которых простиралась от Вьетнама и Китая на востоке до Чехословакии и Германии на западе. Все они были интересными людьми с научным и производственным опытом, но самым своеобразным среди них был уже немолодой Николай Петрович Староватов, сын сосланного в Якутию ещё в царские времена русского народника и якутки. Его отец был известным краеведом, первым якутским Героем Труда, еще в 1932 году, задолго до Попугаевой, сообщившим в Наркомат цветной металлургии о находках в пойме Вилюя бесцветных кристаллов, высказав предположение, что это алмазы. Николай Петрович владел в каком-то объеме якутским, возможно, каким-то диалектом, по крайней мере ругался он изысканно и меня научил. Ругательства эти очень выразительные, наивно-своеобразные и не только по звучанию, но и по содержанию достаточно обидные, даже в русском переводе: «Поцелуй черную кобылу под хвост!», «Четырехглазой собаки шкура!» (о человеке в очках); «Четыре раза…. – одну маленькую медную монетку платил!» и т. п. Якутское их звучание не решаюсь произвести, поскольку Николай Петрович утверждал, что это звучит очень неприлично – вдруг мои воспоминания попадутся якуту в руки? С тех пор вместо тяжеловесного русского мата я употребляю иногда эти душевные выражения, хотя в критических ситуациях нет лучше средства, чем крепкое русское слово. Видно, есть что-то магическое и одновременно сакральное в нем, если помогает. Николай Петрович приучил нас собирать и пользоваться для оздоровления в сыром ленинградском климате эфедру, которой было довольно много в Бетпак-Дале, где полевая партия нашей лаборатории провела несколько сезонов, базируясь на берегу одного из плесов пересыхающей речки Коктас.

Благодаря Николаю Петровичу на одном из лыжных выездов мне посчастливилось познакомиться с знаменитым ленинградским астрономом Николаем Александровичем Козыревым. В электричке на обратном пути из Лемболова, он сказал нам, что недавно вернулся с Камчатки, где изучал вулканическую деятельность в связи с открытием им лунного вулканизма. В то время оно еще не нашло международного признания. В беседе о Солженицыне Николай Александрович сказал, что переписывается с ним и обнаружил следы вскрытия этих писем.

Дружеские отношения легко завязываются в полевых условиях, когда каждый человек открыт для тесного общения. Особая дружба завязалась у меня с Александром Болотниковым, Владиславом Титовым и Виктором Царицыным.

Саша познакомил меня с учением йоги по тексту, переведенному его отцом, военно-морским атташе в США в годы Второй мировой войны. Потом я и сам перевел пару глав одного из доступных в то время английских изданий. Появилось и старое из запасников Публичной библиотеки издание «Из пещер и дебрей Индостана» Е. П. Блаватской, за распространение которой ещё вполне можно было получить срок. Конечно, первым применением этого эзотерического учения была хатха-йога, потом уж познакомились советские люди, ищущие смысла жизни, и с более мистическими учениями. Саша, как многие геологи (под этим понятием подразумеваются не только непосредственные представители этой профессии, но и все работники полевых и стационарных партий), сочинял стихи, может быть, далекие от совершенства, но искренние и посвященные отношениям между людьми и поискам потаенного смысла мироздания.