Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 3

Пашков. В ворота стучат.

Сергей Муравьев. Это семеновцы. Мертвые встают!

Пашков. Разбивают ворота. Мир бунтует! Воля пришла, Сергей Иванович!

(Шум и удары.)

Сергей Муравьев. Я не увижу ее, Марина. Мои руки скованы. Я не могу подняться.

Марина. Я люблю, люблю тебя. Ты не увидишь, но ты уснешь. (Марина целует Сергея Муравьева и опускает его голову на изголовье. Свеча гаснет, а когда она вспыхивает, один часовой стоит у дверей. Входит Левашев.)

Левашев. На очную ставку. Что это за стук?

Часовой. Новую тюрьму строят, ваше превосходительство.

ЗАНАВЕС

КАРТИНА II

Каземат С. Муравьева и рядом каземат Суханова. Сергей Муравьев сидит у стола и пишет. Суханов стучит ему в стену из своего каземата.

Сухинов. Как странно, нам сегодня не запрещают разговаривать. Что вы делаете?

Сергей Муравьев. Подвожу итоги.

Сухинов. Чему?

Сергей Муравьев. Прошлому.

Сухинов. На это у нас будет достаточно времени. Говорят, нас сошлют в Благодатский рудник.

Сергей Муравьев. Я еду ближе.

Сухинов. Может быть, мы никогда больше не встретимся с вами. Спойте, Сергей Иванович, как тогда в лагере, после заседания?

Сергей Муравьев. Что же спеть вам?

Сухинов. Что хотите?

Сергей Муравьев. Я мало пою по-русски. Может быть, о «Летучем Голландце»? (Поет.)

Когда бежит за валом вал,
И паруса летят, как птицы,
И мачты гнет, седея, шквал, —
Я слышу в буре звон цевницы.
Когда средь пены промелькнет
Тень корабля чернее ночи, —
Я знаю, нашей жизни лёт
С минутой каждой все короче.
Свободе не было границ
Средь водной шири океана, —
Что ж, если в круг веселых лиц
Смерть заглянула слишком рано.

Плохие слова, но я люблю их за воспоминания.

Сухинов. Я не спросил вас… Ваш приговор?

Сергей Муравьев. Повесить.

Сухинов. Боже мой! Простите меня. Я не знал, не подумал, что это возможно. Когда?

Сергей Муравьев. Сегодня. Не ужасайтесь, мой друг, более, чем я сам. Я подвел итоги и готов, спокоен, потому что ничего не оставляю здесь. Тяжко не умереть, а вести к смерти другого. Я не один: со мною Пестель, Рылеев, Каховский и Мишель… Если бы только не Мишель!

Сухинов. Вы не можете ни в чем упрекнуть себя. Мне было бы отрадно сопровождать вас. И Бестужев думает то же самое.

Сергей Муравьев. Июль. Звезды бледнеют. Значит близко рассвет. За мной сейчас придут. Добывайте, Сухинов, железо для нового оружия. А я спускаюсь в шахту, из которой еще никто не поднимался на поверхность.

Сухинов. Мне почему-то хочется просить у вас прощения. Простите за то, что я живу. Простите меня, Сергей Иванович.

Сергей Муравьев. Тише. Идут. Прощайте.

(Входят сторож и конвой.)

Сторож. Вот позвольте, ваше высокоблагородие.

Сергей Муравьев. Что это?

Сторож. Ремни для рук… руки связать велено.

Сергей Муравьев. Ах, да! (Сторож прикрепляет ремни и вешает ему на грудь дощечку, на которой написано: «Цареубийца».) У тебя дрожат руки, пусть кто-нибудь другой.

Сторож. Господи, господи. Дело-то какое, ваше высокоблагородие…

Сергей Муравьев. Перестань. Полно.

Голос Левашева. Чего вы глядели, чорт вас возьми! Казнь назначена в 4 часа, а ничего не готово. Дьяволы! Запорю! Заприте их пока в каземат.

(Конвой вводит Пестеля и Бестужева.)

Бестужев. Сережа, милый, они издеваются над нами, но я с тобой.

Сергей Муравьев. Мой дорогой, я не могу дать тебе руку.

Бестужев. Нет можно. Вот так.

Пестель. Несчастная Россия! В ней не умеют даже вешать.

Сергей Муравьев. А где Рылеев и Каховский?

Пестель. У них сейчас священники. Я думаю, все это несколько преждевременно.

Сергей Муравьев(указывая на Бестужева). Для него особенно. (Бестужеву.) Миша, ты слышишь меня? О чем ты думаешь? Здесь нечего жалеть, мой друг.

Бестужев. Я думал о Марине. Я надеялся, что меня сошлют в Сибирь, и она поедет со мной. Но так лучше, ей там было бы слишком тяжело. Но почему она не пришла проститься со мной? Она не могла забыть. Или ей тяжело было видеть меня? Но не пришла, не пришла.