Роза Дюруа

— Мне что-то в последнее время понравилось петь. Я даже думаю, не записаться ли мне в какой-нибудь хор.

— Какой хор! — воскликнула Ванесса. — Тебя должен учить лучший педагог. Кто бы мог подумать, что у тебя такие данные. А ведь раньше ты вроде никогда не пела.

— Ну так, когда оставалась одна, — соврала Лус.

— Да, в подростковом возрасте происходит полная ломка, — покачала головой Ванесса. — Чаще, конечно, у мальчиков, но, видишь, у девочек тоже.

Найдя это объяснение, Ванесса и Рикардо немного успокоились, а потом даже обрадовались, и Ванесса пообещала в самое ближайшее время найти для талантливой девочки лучшего преподавателя по вокалу во всей Мексике.

«Дорогая Дульсе, — писала Лус вечером того же дня в письме, обращенном к сестричке. — Как ты там? Думаю, тебе непросто приходится с домашним хозяйством, здесь, я вижу, тебя к кухне и не подпускали. Как Томаса, поправилась ли она? Я хотела тебя предупредить насчет этого сеньора Эрнандо Тампы. Он хоть и очень симпатичный, но его не надо гнать, он ухаживает за мамой уже сто лет, но она к нему совершенно равнодушна.

А тебя я могу поздравить — у Дульсе Линарес вдруг обнаружились способности к пению, и теперь тетя Ванесса ищет ей преподавателя вокала. Кстати, о тете Ванессе. По-моему, она не прочь стать сеньорой Линарес, и тетя Кандида с ней, безусловно, заодно. Тетя Ванесса, конечно, хорошая, но разве она сравнится с нашей мамой!..

В остальном пока все в порядке,

До свидания, целую, твоя сестра Лус».

Пасхальная неделя пролетела как один миг, почему-то праздники всегда быстро кончаются. Но вот все вернулись к своим ежедневным обязанностям — Лус под именем Дульсе Линарес пошла в школу, а ее отец вновь отправился на работу в страховое агентство. Все шло, как обычно, и почти всех это вполне устраивало.

Всех, кроме Федерико Саморры. Он устал ждать. До момента избрания нового заместителя директора осталось всего ничего, а Линарес по-прежнему ходит с высоко поднятой головой. И это при том, что Саморра уже ухлопал кучу денег на частных детективов и подкуп разных сомнительных личностей. Конечно, эти люди только и думают о том, чтобы получать деньги, а пользы от них — ровно ноль. Федерико Саморра очень рассчитывал на пасхальную неделю — хорошо бы Линарес затеял где-нибудь громкий пьяный дебош, а еще лучше сбил бы кого-нибудь на своей машине, находясь за рулем в нетрезвом состоянии, — причем сбил бы лучше насмерть. В этом случае, даже если бы его выпустили под залог, карьера в агентстве была бы испорчена окончательно и бесповоротно.

Федерико Саморра намекал Пончо на то, что неплохо бы устроить что-нибудь в таком духе, и Пончо божился, обещал, но неделя прошла — и ничего.

Войдя в свой кабинет, Федерико Саморра немедленно вызвал к себе Пончо. Тот явился, не ожидая ничего хорошего. Ведь, по правде говоря, большую часть денег, которые Крокодил выдал ему на обеспечение скандала с Линаресом, Пончо с Фуэнсантой прогуляли в ресторанах. Осталась какая-то совсем незначительная сумма, которую Пончо все-таки решил выделить Пиявке, хотя все время и раздумывал, нельзя ли под каким-нибудь предлогом не заплатить и ему.

— Вы звали меня, дон Федерико? — подобострастно спросил он, появляясь в дверях кабинета своего грозного начальника.

— Да, черт возьми! — Федерико Саморра с грохотом отъехал на стуле от стола и поднялся перед помощником в полный рост. — Я тебя звал, потому что мне очень интересно узнать, как ты выполняешь мои распоряжения, и еще интереснее — куда ты деваешь мои деньги. Отвечай!

— Дон Федерико… — Пончо обиженно заморгал глазами, как человек, которого несправедливо обвинили во всех смертных грехах. — Я делал все, что мог. Я нанял частного детектива, я вызнал всю подноготную этой семьи. Наконец, я вышел на любовницу Линареса — обычную проститутку из ночного заведения. Мне пришлось платить не только ей, но и ее сутенеру. Она добилась того, что Линарес устроил ее на работу к нам в агентство.

— Это такая блондиночка, с которой он пьет кофе в перерыв? — поинтересовался Федерико Саморра, а когда Пончо утвердительно кивнул, добавил как бы между прочим: — Недурна, надо ее иметь в виду. Где, говоришь, она работает?

— В архиве, — ответил Пончо. — Ее туда взяли на полставки, остальную часть оклада вычитают из зарплаты самого Линареса.

— В благородство играет! — презрительно скривил губы Саморра, которому благородство было настолько чуждо, что он никогда в жизни не пытался даже играть в него. — Ну-ну! Что скажет сеньор Альварес-дель-Кастильо, когда узнает, кого ему подсунули? Кстати, я полагаю, Линарес ходил просить за нее к самому?

— Именно, — осклабился Пончо. — Просил как за свою подругу, которая очень нуждается в работе, но о том, как она зарабатывала на жизнь раньше, не упомянул ни слова.

— Ладно, — проворчал Саморра. Он все еще был недоволен, хотя уже немного отошел. — И все же мне очень жаль, что вы не смогли ничего устроить в пасхальную неделю.