Роза и тис

Я немало думал о Джоне Гэбриэле и никак не мог решить, нравится мне этот человек или нет. Его вызывающая беспринципность вызывала во мне отвращение, но искренность привлекала. Что же до точности его расчетов, то я вскоре получил возможность убедиться, что он безошибочно предугадал, как сложится общественное мнение.

Первой, кто высказался по поводу происшествия, оказалась леди Трессилиан, - она принесла для меня несколько книг.

- Знаете, - тяжело выдохнула она, - я всегда чувствовала, что в майоре Гэбриэле есть что-то по-настоящему хорошее. И то, что произошло, подтверждает мое мнение, не правда ли?

- Каким же образом? - спросил я.

- Не думая о себе, он сразу бросился в воду, хотя и не умеет плавать.

- А был ли в этом смысл? Ведь он не смог бы спасти ребенка без посторонней помощи.

- Это верно. Однако он, ни минуты не задумываясь, бросился на помощь. Чем я всегда "восхищаюсь, так это смелым порывом, без всяких расчетов.

Я бы мог возразить, что расчетов было предостаточно...

- Меня восхищает истинная храбрость, - продолжала миссис Трессилиан, и ее крупное дряблое лицо залилось по-девичьи румянцем. "Один - ноль в пользу Джона Гэбриэла", - подумал я.

А миссис Карслейк - дама коварная и экспансивная, очень не понравилась мне - прямо-таки ударилась в сентиментальность.

- Самый смелый поступок, о каком я когда-либо слышала! - заявила она, - Мне, знаете, говорили, что отвага Гэбриэла на войне была просто невероятной: он совершенно не знал страха. Все перед ним прямо-таки преклонялись! Его военная репутация великолепна. В четверг сюда приедет его командир. Уж я не постесняюсь, обязательно все у него выведаю. Если майор Гэбриэл узнает, он очень рассердится. Ведь он такой скромный, не правда ли?

- Майор Гэбриэл, безусловно, производит такое впечатление, - сказал я.

Миссис Карслейк не уловила двусмысленности в моих словах.

- Мне кажется, наши чудесные парни не должны скромничать, - продолжала она. - Все их замечательные дела Должны быть известны. Мужчины так немногословны! По-моему, это просто долг женщин - рассказывать об их подвигах, чтобы все знали. Мистер Уилбрехэм, наш теперешний депутат, знаете ли, всю войну просидел в своем кабинете!

Полагаю, Джону Гэбриэлу ее рассуждения пришлись бы по душе, но мне, как я уже говорил, миссис Карслейк не нравилась. Она бурно изливала свои чувства, но ее маленькие темные глазки смотрели недоброжелательно и настороженно.

- Жаль, не правда ли, что мистер Норрис - коммунист? - вдруг заявила она.

- В семье не без урода!

- У коммунистов такие ужасные идеи. Они нападают на собственность!

- Не только на собственность, - сказал я. - В движении Сопротивления во Франции - в основном коммунисты.

Обескураженная миссис Карслейк поспешила ретироваться.

У миссис Бигэм Чартерно, явившейся за какими-то брошюрами для распространения, было свое мнение по поводу происшествия в гавани.

- Все же, должно быть, этот Гэбриэл хороших кровей, - заявила она.

- Вы так думаете?

- Уверена.

- Его отец был водопроводчиком.

Миссис Бигэм Чартерис все-таки взяла этот барьер.

- Что-то подобное я подозревала. Однако там все-таки наверняка была хорошая кровь. Может быть, давно, несколько поколений назад.

Она немного помолчала.

- Надо бы почаще приглашать его в замок. Я поговорю с Эделейд. К сожалению, порой она так держится, что иные просто теряются. У нас дома Гэбриэлу просто не удается показать себя в лучшем свете. Хотя лично у меня с ним добрые отношения.

- Похоже, он здесь довольно популярен, - заметил я.

- Да, дела у него, пожалуй, идут неплохо. В общем, это хороший выбор. Партия нуждается в обновлении...

Нужна свежая кровь.., очень нужна. Знаете, - помолчав вдруг сказала миссис Чартерис, - может быть, он будущий Дизраэли.

- Вы полагаете, он далеко пойдет?

- Думаю, он сможет достичь вершины. В нем есть жизненная сила.

Мнение леди Сент-Лу о происшествии в гавани, сообщила побывавшая в замке Тереза:

- "Гм!" - сказала леди. "Разумеется, он сделал это с оглядкой на галерку!"

Понятно, почему Гэбриэл называл леди Сент-Лу не иначе, как старой ведьмой.

Глава 3

Стояла прекрасная погода. Я проводил много времени на солнечной террасе, куда вывозили мою каталку. Вдоль террасы тянулись кусты роз, а в одном ее конце поднимался старый-престарый тис. Отсюда мне было видно море и зубчатые стены замка Сент-Лу. Иногда я даже видел, как Изабелла шла через поля из замка в Полнорт-хаус.

У нее вошло в привычку часто приходить к нам. Иногда она приходила одна, иногда с собаками. Улыбнувшись и поздоровавшись, Изабелла садилась на большую резную каменную скамью около моей каталки.

Это была странная дружба. Именно дружба. Не доброта и сочувствие к инвалиду, не жалость или сострадание. С моей точки зрения, это было нечто намного лучшее. Просто мое общество было приятно Изабелле, и она приходила и подолгу сидела в саду подле меня, она делала это с естественностью и непосредственностью животного.

Если мы разговаривали, то чаще всего о том, что видели перед собой: о необычной форме облака, о свете над морем, о птицах...