Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— В общем, я почувствовала, что должна что-то делать. Я подошла к капитану Карслейку и спросила, чем я могу помочь. Видите ли, у меня уйма свободного времени. Мистер Барт так занят… Целый день его нет дома. Приходит только в часы приема больных. А детей у меня нет.

Карие глаза погрустнели. Мне стало очень жалко миссис Барт. Она принадлежала к тому типу женщин, которым просто необходимо иметь детей. Из нее вышла бы прекрасная мать.

Нереализованное материнское начало во взгляде миссис Барт, когда ее мысли с Джона Гэбриэла переключились на меня.

— Вас ранили в Аламейне, не так ли? — спросила она.

— Нет, — в бешенстве ответил я, — на Хэрроу-роуд.

— О! — Она растерялась. — Но майор Гэбриэл говорил мне…

— Он скажет! Вы не должны верить ни единому его слову!

Миссис Барт недоверчиво улыбнулась, видимо восприняв мои слова как непонятную ей шутку.

— Вы хорошо выглядите, — ободряюще сказала она.

— Дорогая миссис Барт, я не выгляжу и не чувствую себя хорошо!

— Мне очень жаль, капитан Норрис, — с теплотой произнесла миссис Барт.

Я уже было покусился на убийство, когда дверь открылась и вошли Карслейк и Гэбриэл.

Гэбриэл играл свою роль очень хорошо. При виде миссис Барт лицо его засияло, и он направился прямо к ней.

— Привет, миссис Барт! Очень любезно с вашей стороны! Право же, очень любезно!

Миссис Барт выглядела смущенной и счастливой.

— О майор Гэбриэл, я, конечно, не думаю, что смогу принести большую пользу, но мне хотелось бы помочь и хоть что-нибудь сделать.

— Вы и поможете! Мы вас заставим поработать!

Он все еще продолжал держать ее руку, и его некрасивое лицо расплылось в улыбке. Я почувствовал обаяние и притягательную силу этого человека, и если даже я это ощутил, то каково рядом с ним женщине? Она засмеялась и покраснела.

— Я постараюсь. Очень важно, не правда ли, чтобы мы продемонстрировали, что страна лояльна к мистеру Черчиллю?

Я мог бы объяснить миссис Барт, что значительно важнее продемонстрировать лояльность по отношению к Джону Гэбриэлу, избрав его большинством голосов.

— Вот это верно! — сердечно воскликнул Гэбриэл. — Именно женщины представляют настоящую силу в нынешних выборах. Если бы они только использовали эту силу!

— О, я знаю! — печально сказала миссис Барт. — Мы не проявляем достаточного интереса.

— Ну что ж! — сказал Гэбриэл. — В конце концов один кандидат, вероятно, не лучше другого. Не велика разница!

— О, что вы говорите, майор Гэбриэл?! — Миссис Барт была шокирована. — Разница огромная!

— Разумеется, миссис Барт! — поддержал ее Карслейк. — Уверяю вас, майор Гэбриэл задаст им встряску в Вестминстере![55]

Мне хотелось сказать: «Да неужто?!» — но я сдержался. Карслейк увел миссис Барт, чтобы дать ей то ли какие-то листовки для распространения, то ли что-то для печатания.

— Славная малышка! — сказал Гэбриэл, едва двери за ними закрылись.

— Вы ее совсем приручили.

Гэбриэл нахмурился.

— Полно вам, Норрис. Миссис Барт мне симпатична. И мне ее жаль. Если хотите знать мое мнение, ей не очень-то легко живется.

— Возможно. Она не кажется счастливой.

— Барт — грубая скотина. И много пьет. По-моему, он бывает жесток. Вчера я заметил у нее на руке несколько синяков. Держу пари, он ее поколачивает. Подобные штуки приводят меня в ярость.

Горячность Гэбриэла меня несколько удивила. Заметив это, он резко кивнул.

— Да-да! Я не притворяюсь. Жестокость всегда выводит меня из равновесия… Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько приходится вынести иным женщинам?.. Да потом еще и молчать об этом!

— Я полагаю, их защищает закон.

— Ничего подобного, Норрис! Лишь в самом крайнем случае. А так — систематическое запугивание, пренебрежение, издевательства, а порой и побои, если муженек хватит лишку. Что может сделать женщина? Только терпеть! Терпеть и молча страдать. Такие, как Милли Барт, не имеют собственных денег. Куда им деваться, если они даже и уйдут от мужа? Родственники не любят раздувать семейные дрязги. Женщины, подобные Милли Барт, совершенно одиноки. Никто и пальцем не шевельнет, чтобы помочь.

— Да, правда, — согласился я и с изумлением посмотрел на него. — Вы принимаете это близко к сердцу.

— Уж не думаете ли вы, что я не способен на искреннее сочувствие? Мне миссис Барт нравится. И мне ее жалко. Хотелось бы ей помочь… но, пожалуй, тут ничем не поможешь.

Я пожал плечами. Вернее было бы сказать, что я попытался пожать плечами, за что поплатился приступом сильной боли во всем моем искалеченном теле. Но вместе с физической болью пришла и более острая и коварная — боль воспоминаний. Я снова сидел в поезде, следовавшем из Корнуолла в Лондон, и видел, как в тарелку с супом капают слезы.

Все начинается совсем не так, как сам себе представляешь. Уступив жалости, становишься уязвимым перед ударами жизни, и оказываешься… где? В моем случае — в инвалидной каталке, когда будущего нет, а прошлое над тобой насмеялось.

— А как поживает «славная штучка» из «Герба Сент-Лу»? — спросил я.

Гэбриэлу такой переход, должно быть, показался неожиданным.

Он усмехнулся.