Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— Все в порядке, старина! Я крайне осторожен. Пока я в Сент-Лу — ничего, кроме дела! — Гэбриэл вздохнул. — Хотя жаль, конечно! Она как раз в моем вкусе… Но что поделаешь? Чем-то надо жертвовать. Не могу же я подводить партию тори!

Я спросил, действительно ли тори так щепетильны на этот счет. Гэбриэл ответил, что в Сент-Лу очень силен элемент пуританства[56]. Рыбаки, по его словам, склонны к религиозности.

— Несмотря на то, что у них по жене в каждом порту?

— Это же в морском флоте! Вы что-то путаете, старина!

— Смотрите, сами не запутайтесь… с «Гербом Сент-Лу» или миссис Барт.

Он неожиданно вспыхнул.

— Послушайте, на что вы намекаете? Миссис Барт — порядочная женщина… абсолютно порядочная. И славная!

Я с любопытством смотрел на него.

— Говорю вам, она порядочная, — настойчиво повторил он, — и не потерпит ничего такого…

— Верно. Я тоже так думаю. Но она-то сама, знаете ли, от вас в восторге.

— О-о, это все Крест Виктории и тот случай в гавани, да еще всякие слухи.

— Я как раз хотел спросить вас об этом. Кто эти слухи распространяет?

Он подмигнул.

— Я вам вот что скажу… они полезны… очень полезны! Уилбрехэма, беднягу, можно списывать в архив.

— Кто их распускает? Карслейк?

Гэбриэл затряс головой.

— Не Карслейк. Нет! Он слишком неловок. Я не могу ему доверить. Приходится все делать самому.

Я расхохотался.

— Вы станете всерьез утверждать, будто не моргнув глазом рассказываете людям, что могли бы заполучить и три Креста Виктории?!

— Ну, не совсем так. Я использую для этого женщин… не самых умных. Они стараются «вытянуть из меня подробности» (которыми я делюсь крайне «неохотно»)… Потом, когда я, опомнившись, ужасно смущаюсь и прошу не говорить об этом ни одной живой душе, они поспешно уходят и рассказывают все своим лучшим друзьям.

— Вы и впрямь абсолютно бесстыдны, Гэбриэл!

— Я веду предвыборную борьбу. Мне надо думать о своей карьере. Подобные вещи оказываются куда важнее, чем то, разбираюсь ли я в вопросах тарифов, репараций[57] или равной оплаты за одинаково скверную работу. Женщин обычно больше интересует сама личность кандидата.

— Это мне напомнило… Какого черта, Гэбриэл?! Что вы имели в виду, говоря миссис Барт, что я был ранен в Аламейне?

Гэбриэл вздохнул.

— Полагаю, вы ее разочаровали. Не следовало этого делать, старина! Делайте высокие ставки, пока вам везет. Герои нынче в цене. Скоро обесценятся. Пользуйтесь случаем, пока можно.

— Идя на очевидный обман?

— Совсем ни к чему говорить женщинам правду. Я никогда этого не делаю. Кстати, правда им не нравится. Сами убедитесь.

— Не говорить правду — не означает ли лгать?

— Зачем лгать. Я все уже сделал за вас. Вам следовало лишь пробормотать: «Чепуха… все это ошибка… Гэбриэлу следовало придержать язык…» И тут же завести разговор о погоде… или об улове сардин… или о том, что творится где-то там в дремучей России… И женщина уходит с горящими от восторга глазами. Черт побери, вам что, совсем не хочется поразвлечься?

— Какие у меня могут быть развлечения?!

— Ну я, конечно, понимаю, вы не можете с кем-нибудь переспать… — Гэбриэл обычно не выбирал выражения. — Но немножко сентиментальщины все-таки лучше, чем ничего. Разве вам не хочется, чтобы женщины повертелись бы вокруг вас?

— Нет.

— Странно… А я бы не прочь.

— В самом деле?

Лицо Гэбриэла вдруг приняло иное выражение. Он нахмурился.

— Может быть, вы и правы, — наконец произнес он. — Пожалуй, если хорошенько разобраться, никто себя по-настоящему не знает… Мне кажется, я неплохо знаком с Джоном Гэбриэлом. А вы полагаете, что я на самом деле знаю его не настолько хорошо. «Познакомьтесь, майор Джон Гэбриэл — по-видимому, вы незнакомы…»

Он быстро шагал взад-вперед по комнате. Я почувствовал, что мои слова вызвали в нем какое-то глубокое беспокойство. Он выглядел — я это вдруг понял — совсем, как… испуганный мальчуган.

— Вы ошибаетесь, — с жаром заговорил он. — Абсолютно неправы! Я себя знаю. Это единственное, что я знаю, хотя иногда хотелось бы не знать. Мне хорошо известно, что я собой представляю и на что способен. Но я — заметьте! — осторожен и стараюсь, чтобы никто другой меня не разгадал. Я знаю, откуда пришел и куда иду… Знаю, чего хочу… и намерен этого добиться. Я все тщательно рассчитал… и, надеюсь, не допущу промаха.

Гэбриэл задумался. Я тоже хранил молчание.

— Нет, — снова заговорил он, — думаю, у меня все в порядке. Я добьюсь того положения, на которое рассчитываю!

В голосе был металл. На мгновение я поверил, что Джон Гэбриэл — больше чем шарлатан. Я увидел в нем подлинную силу.

— Значит, вот чего вы хотите! — сказал я. — Ну что же, возможно, и добьетесь!

— Добьюсь чего?

— Власти. Вы ведь это имели в виду?

Он удивленно уставился на меня, а потом громко захохотал.

— О Господи! Нет! Кто я, по-вашему? Гитлер?! Я не хочу власти… У меня нет таких амбиций — управлять моими собратьями и вообще целым миром. Боже правый! Послушайте, как вы думаете, зачем я влез в эту заваруху?

Власть — вздор! Чего я действительно добиваюсь, так это легкой работы.