Роза и тис

И притом он выглядел так естественно… Он такой добрый, такой… человечный!

Габриэль постарался разговорить ее. Ему особенно не хотелось, чтобы она возвращалась в операционную и тревожила старуху. «Она ведь хочет побыть наедине со своей собакой, – раздумывал он. – Особенно если учесть, что помочь животному, вероятно, уже нечем… Жаль, красивая собачка, да и нестарая совсем – года три-четыре. Миссис Берт – славная женщина, но она непременно станет выражать сочувствие. Станет возмущаться по поводу автомобилей, вспомнит о том, сколько собак гибнет каждый год на дорогах… Потом похвалит красоту Люсинды и предложит миссис Чартерис чашечку чая…»

Так что Габриэль вовлек Милли Берт в разговор. Он смешил ее, и она в улыбке демонстрировала хорошенькие белые зубки и ямочку на щеке. Она оживилась и развеселилась… В этот момент дверь внезапно распахнулась, и в дом, тяжело ступая, вошел коренастый мужчина в бриджах для верховой езды.

Габриэль был неприятно поражен тем, как при появлении мужа Милли Берт словно бы завяла и поникла.

– А, Джим… это ты!.. – нервно восклицала она. – Это майор Габриэль.

Джеймс Берт быстро кивнул ему. Милли продолжала:

– Миссис Чартерис в операционной, вместе с собакой…

– Какого черта ты не выставила ее из операционной? – раздраженно прервал ее муж. – Сколько можно тебя учить!

– Мне сказать ей?..

– Сам разберусь.

Отодвинув ее плечом, он стал спускаться по лестнице вниз, в операционную.

Милли Берт торопливо вытерла выступившие на глаза слезы и спросила, не хочет ли майор чаю. Габриэлю было жаль миссис Берт за то, что ее муж – такая грубая скотина, поэтому он сказал, что охотно выпьет чашечку.

С этого все и началось.

Глава 10

Наверное, на следующий день после описанных событий – а может, через день – Тереза привела ко мне в гостиную миссис Берт. Она представила нас друг другу:

– Мой деверь Хью. Хью, это миссис Берт. Она любезно согласилась нам помочь.

Под словом «нам» моя невестка, естественно, имела в виду не нашу семью, а Консервативную партию.

Я посмотрел на Терезу. Она и глазом не моргнула. Миссис Берт при взгляде на меня тотчас преисполнилась сочувствия. Если бы я мог себе позволить хоть изредка роскошь жалости к себе, сочувственный взгляд карих глаз миссис Берт мигом вылечил бы меня от такой слабости. Против неприкрытого сочувствия в глазах миссис Берт я был безоружен. Тереза подло покинула нас.

Усевшись рядом со мной, миссис Берт принялась болтать. Когда я преодолел обычную для себя в таких случаях застенчивость и ранимость, я вынужден был признать, что она славная.

– Я убеждена, – говорила она тем временем, – что каждый из нас обязан сделать все, что в его силах, для выборов. Боюсь, я на многое не гожусь. Я не умна. Я не умею убеждать. Но я могу выполнять канцелярскую работу или, например, распространять листовки… Так я и сказала миссис Норрис. Я вспомнила, как майор Габриэль замечательно говорил в Дамском обществе о роли женщины. Он заставил меня понять, какая я ужасно отсталая. Он такой прекрасный оратор, правда? О, я забыла… наверное, вы…

Ее смущение тронуло и позабавило меня, и я поспешил успокоить ее:

– Я слышал его речь в Манеже. Он, безусловно, умеет воздействовать на публику!

Не уловив иронии в моих словах, она с жаром подтвердила:

– По-моему, он просто молодец!

– Наша… м-м… цель – добиться того, чтобы у всех сложилось такое впечатление.

– А как же иначе? – удивилась Милли Берт. – Я хочу сказать, если Сент-Лу будет представлять в парламенте такой человек, это же совсем другое дело! Настоящий мужчина. Во время войны был в настоящей действующей армии и сражался с врагом. Я ничего не имею против мистера Уилбрэма, разумеется, но социалисты всегда казались мне такими… эксцентричными… И потом, он ведь всего лишь школьный учитель или кто-то в этом роде, и такой нескладный с виду, да и голос у него неестественный. Он не производит впечатления человека действия.

Я с интересом выслушал мнение избирателей в лице миссис Берт и признал, что Джон Габриэль, несомненно, человек действия.

Она заволновалась:

– Я слышала, он в армии был одним из первых смельчаков. Говорят, он достоин того, чтобы его еще не раз наградили крестом Виктории.

Безусловно, Габриэль преуспел в своем стремлении завоевать симпатии избирателей. Разумеется, подобных взглядов придерживалась не одна Милли Берт. При мыслях об обожаемом герое она очень преображалась: щеки ее горели, глаза сверкали.

– Он пришел к нам с миссис Бигэм Чартерис, – объяснила она. – В тот день, когда задавили ее собаку. Правда, это очень великодушно с его стороны? Он так заботился о собаке.

– Наверное, он вообще любит собак, – сказал я.

Но Милли Берт такое объяснение показалось недостаточным.

– Нет, – возразила она. – По-моему, он просто добрый – замечательно добрый. А как он разговаривает – так естественно, так по-доброму. – Помолчав, она продолжала: – Мне очень стыдно, что я мало чем могу помочь. Конечно, я всегда голосую за консерваторов, но ведь одного голосования мало, верно?

– Зависит от того, как на это посмотреть, – ответил я.