Роза и тис

– И вот я поняла, что просто обязана чем-то помочь. Поэтому я и пришла к капитану Карслейку и спросила, чем я могу быть полезна. Видите ли, у меня довольно много свободного времени. Мистер Берт очень занят, его обычно целыми днями не бывает дома, кроме тех часов, когда он оперирует, конечно, а детей у меня нет.

На мгновение на лицо ее набежала тень, и мне стало жаль мою гостью. Она, несомненно, принадлежала к числу тех женщин, которые созданы для материнства. Из нее вышла бы прекрасная мать.

С тем же выражением неутоленной жажды материнства она отвлекалась от воспоминаний о Джоне Габриэле и сосредоточила свое внимание на мне.

– Вы ведь были ранены под Аламейном, да?

– Нет, – проскрежетал я, – на Харроу-роуд.

Она была обескуражена:

– Но майор Габриэль говорил мне…

– О, он еще не то наговорит! Нельзя верить ни единому его слову.

Она робко улыбнулась:

– Вы, конечно, шутите… Вид у вас, во всяком случае, отличный, – проговорила она ободряюще.

– Дорогая миссис Берт, выгляжу я паршиво, да и чувствую себя не лучше.

– Мне действительно очень жаль вас, капитан Норрис.

Карслейк и Габриэль появились вовремя и предотвратили покушение на убийство с моей стороны.

Майор свое дело знал. Просветлев лицом, он направился прямо к ней:

– Здравствуйте, миссис Берт! Вот это сюрприз! Как здорово, что вы пришли.

Она выглядела счастливой и смущенной.

– О, майор Габриэль, правда, я не думаю, что от меня будет много толку… Но я так хочу помочь хоть чем-нибудь!

– И поможете. Уж мы заставим вас поработать! – Он все же держал ее руку в своей. Широкая улыбка преобразила его уродливое личико, я ощутил все его обаяние и магнетизм и понял, что миссис Берт всецело подпала под действие его чар.

Она засмеялась, зардевшись:

– Я сделаю все, что в моих силах. Ведь правда, очень важно продемонстрировать верность мистеру Черчиллю?

Я мог бы ей возразить: куда важнее продемонстрировать верность Джону Габриэлю и провести его в парламент при поддержке подавляющего большинства избирателей.

– Да, таков смысл нашей деятельности, – сердечно произнес наш кандидат. – Сейчас женщинам принадлежит реальная сила на выборах. Если бы только они знали, как много от них зависит, и умели использовать свое влияние!

– Да, понимаю. – Милли Берт посерьезнела. – Мы уделяем этому недостаточно внимания.

– В конце концов, – сказал Габриэль, – между кандидатами, наверное, нет такой уж большой разницы.

– Что вы говорите, майор! Конечно, разница есть, и очень большая!

Карслейк важно кивнул:

– Разница и в самом деле большая, миссис Берт. Смею вас заверить: майор Габриэль заставит вестминстерскую публику встряхнуться!

Я хотел было воскликнуть: «Да неужели?» – но сдержался. После того как Карслейк увел миссис Берт, чтобы вручить ей листовки для распространения или поручить что-то печатать, Габриэль заявил:

– Славная маленькая женщина!

– Вы уже успели ее приручить. Она буквально ест у вас с руки.

Он нахмурился:

– Бросьте, Норрис. Миссис Берт мне нравится. И мне ее жаль. По-моему, жизнь у нее совсем нелегкая.

– Вероятно. Вид у нее не слишком счастливый.

– Берт – грубая скотина. Пьет как сапожник. Не удивляюсь, если он ее бьет. Вчера я заметил у нее на руке синяки. Ненавижу таких, как он.

Я немного удивился. Заметив мое удивление, Габриэль энергично кивнул:

– Я не преувеличиваю. Жестокость выводит меня из себя… Вам когда-нибудь приходило в голову, что за жизнь может быть у жен таких вот зверей? И им приходится молчать!

– Но можно же, наверное, заявить в полицию…

– Нет, Норрис, нельзя – нельзя до последнего. Что может поделать женщина, если муж, выпив лишнего, систематически избивает ее, издевается, плохо обращается с ней? Ничего, только терпеть и молча страдать. У женщин вроде Милли Берт нет собственных денег. Куда таким податься, если они уйдут от мужа? Родственники не очень любят вмешиваться в семейные распри. Милли Берт и подобные ей одиноки. Никто и пальцем не шевельнет, чтобы помочь им.

– Да, – согласился я, – вы правы… – Я с любопытством посмотрел на него. – Неужели вас задело за живое?

– Что, по-вашему, я не способен на чистое, искреннее сочувствие? Она мне нравится. Мне ее жалко. Мне хотелось бы чем-нибудь ей помочь, но, боюсь, тут ничего не поделаешь.

Я неловко повернулся или, точнее, попытался повернуться, и мое искалеченное тело тотчас отозвалось острой болью. Но, помимо физической, я испытал и другую боль – я вспомнил… Вспомнил, как сидел в поезде, шедшем из Корнуолла в Лондон, и видел, как слезы капают в тарелку с супом…

Именно так обычно все и начинается – не так, как вы себе воображали. Сочувствие чьей-то беспомощности перед лицом превратностей судьбы… И куда же оно ведет? В моем случае – в инвалидную коляску… Будущего у меня нет, а прошлое глумливо ухмыляется…

Я отрывисто спросил Габриэля (разумеется, ему был непонятен такой скачок мыслей, однако в моем мозгу существовала прочная ассоциация):

– А как же хорошенькая официанточка из «Королевского герба»?

Он усмехнулся: