Роза и тис

– Никакого. Теперь никакого. На самом деле в наши дни быть джентльменом – скорее недостаток. Все эти чопорные старые леди и джентльмены с гордой осанкой и богатыми родственными связями, но притом бедные как церковные мыши, вызывают только смех. Сегодня ценится только хорошее образование. Образование – вот чему сегодня все поклоняются. Но проблема в том, Норрис, что я не хотел быть «простым мальчиком». Придя домой, я заявил отцу: «Папа, когда я вырасту, я хочу стать лордом. Хочу быть лордом Джоном Габриэлем». – «Нет, – сказал отец, – лордом тебе не бывать. Лордом надо родиться. Если ты когда-нибудь разбогатеешь, тебя могут сделать пэром, но все равно это не то же самое». Да, кое-чего у меня никогда не будет… Я не имею в виду титул. Аристократы с рождения уверены в себе. Они уверены в своих словах и поступках. Они грубы только тогда, когда и намерены именно грубить, а не тогда, когда им, скажем, жарко, неудобно и хочется показать, что они ничем не хуже прочих. Их не заботит взмокший от пота воротничок; им наплевать на то, что думают о них другие. Для них главное – что они думают о других. Бедность, чудаковатость, причуды – ничто не имеет ни малейшего значения, поскольку они – аристократы…

– Например, леди Сент-Лу, – подсказал я.

– Проклятая старая карга!

Я улыбнулся.

– Знаете, вы и в самом деле очень интересная личность.

– Но ведь вы, кажется, в этом сомневаетесь? Вам меня не понять. Вам кажется, что вы понимаете, однако в действительности ничего подобного.

– Так и знал, – продолжал я, – что в прошлом вы пережили нечто подобное – какое-то сильное потрясение… В каком-то смысле вы так и не сумели пережить свою обиду…

– Оставьте свою психологию, – поморщился Габриэль. – Но теперь-то вам, надеюсь, понятно, почему я люблю общаться с девушками вроде Милли Берт? Именно на такой девушке я и хочу жениться. Разумеется, я женюсь не на бесприданнице, но деньги – вопрос второстепенный. Моя жена должна быть мне ровней. Представляете, какой будет ужас, если я возьму в жены этакую чопорную девицу с лошадиным лицом и всю жизнь буду из кожи вон лезть, чтобы быть достойным ее? – Помолчав, он вдруг спросил: – Вы ведь были в Италии. А в Пизе бывать вам случалось?

– Да, случалось – несколько лет назад.

– По-моему, в Пизе… Есть там одна фреска – рай, ад, чистилище, все как полагается. Ад там довольно веселое местечко; чертенята протыкают грешников вилами и все такое. Рай нарисован выше – под деревьями сидят праведники и праведницы с самодовольным выражением на лицах. Боже мой, какие там праведницы! Они понятия не имеют об аде, о грехе и грешниках – вообще ни о чем! Сидят в своем раю и самодовольно улыбаются! – Он продолжал, начиная горячиться: – Чопорные, надменные, самодовольные! Как мне хотелось вырвать их из блаженного рая и швырнуть прямо в адский пламень! Пусть корчатся там в муках! Мне хотелось заставить их чувствовать, заставить их страдать! Какое право они имеют не знать о том, что такое страдание? Сидят себе, улыбаются, и ничто их не трогает… Витают в облаках… Да, именно витают в облаках… – Он вскочил с места, возвысил голос; рассеянный взгляд его блуждал где-то вдали от меня. – Витают в облаках, – еще раз повторил он. – Вдруг он рассмеялся. – Извините, что вывалил вам все. Но кстати, почему бы и нет? На Харроу-роуд вас здорово помяло, однако кое на что вы еще годитесь! Вы можете слушать меня, когда мне придет охота поговорить… Вскоре вы обнаружите, что люди охотно говорят с вами.

– Я уже это обнаружил.

– А знаете почему? Вовсе не потому, что вы так замечательно умеете слушать или сопереживать. Чушь! Просто ни на что другое вы не годитесь.

Склонив голову набок, он злобно изучал меня. Наверное, ему хотелось, чтобы я рассердился. Но его слова на меня не действовали. Наоборот, я почувствовал сильное облегчение. Наконец-то кто-то вслух произнес те слова, которые я многократно проговаривал в мыслях…

– Не знаю, как вы терпите такое существование, – продолжал он. – Может, не знаете, как покончить со всем разом?

– Знаю, и средство подходящее у меня есть. – Я сжал в руке свой заветный флакончик.

– Понятно. Значит, вы лучше, чем я о вас думал…

Глава 11

На следующее утро ко мне заглянула миссис Карслейк. Эту женщину я не любил. Она была худощавой, смуглой, язвительной особой. Во время всего пребывания в «Полнорт-Хаус» я не слышал, чтобы хоть о ком-то она отозвалась хорошо. Иногда мне просто доставляло удовольствие в разговоре с ней упоминать общих знакомых и слушать, как после первых сладких слов она начинала злословить.

В тот день она выбрала своей мишенью Милли Берт.

– Славное создание, – начала она, – и так хочет помочь! Конечно, она просто дурочка и в политике ничего не смыслит. Обычно женщины ее социального слоя довольно аполитичны.

По-моему, Милли Берт принадлежала к тому же социальному слою, что и сама миссис Карслейк. Чтобы позлить ее, я сказал:

– На самом деле Тереза тоже довольно аполитична.

Казалось, миссис Карслейк была потрясена до глубины души.