Я попытался представить себе Изабеллу в возрасте девяноста лет, но как-то не сумел. А вот леди Сент-Лу я с легкостью представлял и столетней. Но леди Сент-Лу – сильная и деятельная натура. Она активно вторгается в ход событий и ощущает себя как бы режиссером и творцом. Леди Сент-Лу борется за жизнь, а Изабелла принимает жизнь такой, какая она есть.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошел Габриэль.
– Послушайте, Норрис… – начал он с ходу, но при виде Изабеллы осекся. – Доброе утро, миссис Чартерис, – вежливо поздоровался он.
Он держался с ней немного неуклюже и застенчиво. «Может, – подумал я, – он видит на Изабелле тень леди Сент-Лу?»
– Мы обсуждаем проблемы жизни и смерти, – бодро пояснил я. – Я тут как раз напророчествовал, что мисс Чартерис доживет до девяноста лет.
– Не думаю, что ей захочется дожить до девяноста лет. – Габриэль покачал головой. – Да и кому захочется?
– Мне, – заявила Изабелла.
– Зачем?
– Я не хочу умирать, – сказала она.
– Никто не хочет, – радостно ответил Габриэль. – Никто этого не говорит, но все боятся смерти, боятся умирать в мучениях.
– Я боюсь именно смерти, а не боли, – возразила Изабелла. – Я могу вытерпеть почти любую боль.
– Вам только так кажется, – заметил Габриэль.
Изабелла вспыхнула. Видимо, его презрительный, насмешливый тон задел ее за живое.
– Я не боюсь боли.
Они посмотрели друг на друга. Он – все так же насмешливо, она – вызывающе.
И тут Габриэль совершил нечто такое… Я не поверил собственным глазам. Перегнувшись через меня, он схватил недокуренную сигарету, которую я положил на край пепельницы, и прижег ею руку Изабеллы!
Она не вздрогнула от боли и не отдернула руку.
Кажется, я громко протестовал, я кричал, но они не обратили на меня никакого внимания. Он прижал горящий кончик сигареты к ее коже. В тот момент я в полной мере ощутил весь ужас и позор своего положения. Беспомощный, неподвижный калека, неспособный к активным действиям! Возмущенный диким поступком Габриэля, я ничем не мог ему помешать!
Я видел: от боли лицо Изабеллы постепенно бледнеет. Она плотно сжала губы и не шевелилась, неотрывно глядя перед собой.
– Вы что, Габриэль, с ума сошли?! – закричал я. – Прекратите немедленно!
Он не обратил на меня абсолютно никакого внимания – словно меня вообще не было в комнате.
Так же внезапно он отнял сигарету от руки девушки и швырнул ее в камин.
– Извините, – сказал он. – Теперь я вижу: вы действительно можете вытерпеть боль. – И, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
Я не находил слов, чтобы выразить свое возмущение.
– Зверь… дикарь… убить его мало…
Изабелла, глядя на дверь, медленно оборачивала обожженную руку носовым платком. Ее действия были, насколько я видел, совершенно автоматическими. Мысли ее блуждали где-то далеко…
Наконец, словно вернувшись из долгого путешествия, она посмотрела на меня. Казалось, она слегка удивлена.
– Что с вами?
Я попытался высказать свое мнение о поступке Габриэля.
– Я не понимаю, – она покачала головой, – почему вы так рассердились. Майор Габриэль хотел проверить, действительно ли я способна терпеть боль. Теперь он знает: я говорила правду.
Глава 12
В тот день мы пригласили к чаю гостей… К миссис Карслейк приехала племянница, которая училась в школе вместе с Изабеллой. Мне как-то не удавалось представить себе Изабеллу в школе, поэтому я охотно согласился с предложением Терезы пригласить к нам племянницу, в замужестве миссис Мордаунт, вместе с ее теткой к нам. Тереза пригласила и Изабеллу.
– Приезжает Анна Мордаунт. По-моему, вы с ней учились в школе.
– У нас было несколько девочек по имени Анна, – рассеянно отозвалась Изабелла. – Анна Тренчард, Анна Лэнгли и Анна Томпсон.
– Я забыла ее девичью фамилию. Миссис Карслейк мне говорила…
Оказалось, что до замужества Анна Мордаунт носила фамилию Томпсон. Бойкая молодая особа, слишком, на мой взгляд, самоуверенная и напористая. Она служила в каком-то министерстве в Лондоне, муж ее служил по другому министерству… Был у нее и ребенок, который, впрочем, жил где-то в другом месте, дабы не мешать Анне Мордаунт вносить вклад в дело победы над врагом.
– Моя мать считает, что теперь, когда бомбежек больше нет, мы могли бы взять Тони к себе. Но по-моему, сейчас ребенок в Лондоне – только помеха. У нас такая тесная квартирка, а приличную няню не найти, и его надо чем-то кормить, и потом, меня целыми днями нет дома.
– Как вы вообще решились завести ребенка? – спросил я. – У вас ведь столько важной работы…
Тереза, сидевшая за большим серебряным чайным подносом, исподтишка улыбнулась мне и покачала головой.
Но Анна Мордаунт не поняла скрытой в моих словах издевки. Я ей даже, кажется, польстил.
– Я сознавала свою ответственность, – заявила она. – Сейчас на свет рождается так мало детей – особенно в наших кругах. – Только потом ей пришло в голову добавить: – Разумеется, я обожаю Тони.