Роза и тис

Как ни странно, в тот момент во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, я торжествовал – ведь знал же я, что мы с ней еще увидимся. Я радовался, что мое предчувствие меня не обмануло. Та наша встреча в поезде не была случайной! И в то же время, несмотря на обуревавшую меня радость, мною владело сильное искушение развернуться и уйти прочь… И навсегда сохранить в сердце и в памяти ту встречу в поезде. Словно внутренний голос подсказывал мне: «Именно тогда ваши отношения достигли наивысшей точки. Ничего лучше уже не будет».

Если Тереза права, значит, тогда мне предоставлялась возможность спастись… Что ж, я ею не воспользовался. Я продолжил наши отношения. И Дженнифер не была против. И все случилось в свой черед. Наша вера во взаимную любовь, грузовик на Харроу-роуд, инвалидная коляска, «Полнорт-Хаус»…

Вернувшись к отправной точке своих размышлений, я снова обратился мыслями к Изабелле и попытался возразить Терезе:

– Но ведь не хитрая же она, а? Слово-то какое противное…

– Не знаю, – пожала плечами Тереза.

– Изабелла – хитрая?

– Разве не является хитрость первой и простейшей линией обороны? Разве не свойственна хитрость более примитивным созданиям – животным? Заяц прячется в норе; куропатка притворяется подстреленной и порхает по вересковым зарослям, чтобы отвлечь охотника от гнезда… Я уверена, Хью, что хитрость – изначальное свойство, единственное средство самозащиты, когда тебя загнали в угол и ты беспомощен.

Она встала и направилась к двери. Роберт пошел спать еще раньше. Уже взявшись за дверную ручку, она вдруг обернулась ко мне.

– Знаешь, – сказала она, – мне кажется, тебе уже пора выкинуть твой флакон с таблетками. Больше они тебе не нужны.

– Тереза! – воскликнул я. – Так ты… знала о них?

– Конечно.

– Но тогда… Почему ты считаешь, что они мне больше не нужны?

– А что, разве нужны?

– Нет, – протянул я. – Ты права… Не нужны. Завтра же выкину их.

– Как я рада! Я часто боялась…

– Тогда почему ты не пыталась отобрать их у меня? – спросил я с любопытством.

Помолчав немного, она ответила:

– Ведь они тебя успокаивали, верно? С ними ты чувствовал себя в безопасности – ты знал, что на крайний случай у тебя есть выход.

– Да… С ними я чувствовал себя гораздо увереннее.

– Так зачем ты спрашиваешь, почему я не отобрала их?

Я рассмеялся:

– Обещаю, что завтра же выброшу их в канализацию. Обещаю!

– Наконец-то ты вернулся к жизни! Ты снова хочешь жить.

– Да… – Как ни странно, так и было. – Даже не знаю почему, но это так. Мне снова интересно просыпаться по утрам.

– Да, интересно… Интересно, чему или кому мы обязаны твоим исцелением? Может, жизни в Сент-Лу? Или Изабелле Чартерис? Или, может, Джону Габриэлю?

– Вот уж точно не ему!

– Я в этом не уверена. В нем определенно что-то есть…

– Он, конечно, очень сексапилен и обаятелен, но мне люди такого типа активно не нравятся. Его откровенный оппортунизм мне противен. Да если Габриэлю будет выгодно, он и родную бабку продаст с потрохами!

– Не удивлюсь.

– Я не доверился бы ему ни настолечко!

– Согласна, он не из тех, кому можно доверять.

Я уже не мог остановиться:

– Он хвастун. Он постоянно работает на публику. Использует и себя, и других вовсю. Как по-твоему, способен такой тип хоть на один-единственный настоящий поступок, в результатах которого он не заинтересован?

– Может, и способен, – задумчиво произнесла Тереза, – но такой поступок наверняка погубит его окончательно.

Впоследствии я не раз дивился мудрости и проницательности этого суждения.

Глава 13

Следующим значительным событием в нашей жизни стал турнир по висту, организованный Дамским обществом.

Его планировалось провести там, где всегда проводились подобные мероприятия, – в Длинном амбаре поместья «Полнорт-Хаус». Длинный амбар являлся одной из местных достопримечательностей. Заезжие антиквары пожирали его глазами, измеряли, фотографировали со всех сторон. О нем писали научные труды. В Сент-Лу амбар считался чем-то вроде общественного достояния. Местные жители очень им гордились.

В следующие два дня наш дом оказался в эпицентре событий. Дамы – члены Оргкомитета турнира практически дневали и ночевали у нас.

Я был рад, что остался несколько в стороне от их бурной деятельности, однако Тереза время от времени присылала ко мне некоторых избранных представительниц, чтобы я, как она говорила, не скучал и не замыкался в себе.

Поскольку моей невестке было известно, что мне нравится Милли Берт, то последняя довольно часто оказывалась в моей гостиной, и мы вместе выполняли различные поручения, например писали пригласительные билеты, вырезали или наклеивали украшения.

Во время выполнения одной из таких задач Милли и поведала мне историю своей жизни. Безжалостные слова Габриэля оказались правдой: я мог оправдать свое жалкое существование, лишь превратившись в этакий приемник для чужих мыслей и чувств. Может, ни для чего другого я уже не годился, но вполне мог выслушивать других.

Со мной Милли Берт говорила вполне откровенно, без стеснения. Речь ее журчала и лилась, словно ручеек.