– Еще поговаривали о его жестокости, только я не верила. Ко мне он относился тогда так хорошо… Хотя однажды я видела, как он бил лошадь… он словно совершенно потерял рассудок… – Ее передернуло. С полузакрытыми глазами она продолжала: – На секунду или две я… сама его испугалась. Я подумала, что, если он такой, я никогда не выйду за него… Понимаете, очень странно – на секунду мне показалось, что я его совсем не знаю, что передо мной не мой Джим, а совершенно незнакомый человек. Вот было бы забавно, если бы я тогда разорвала нашу помолвку. Вы не находите?
Я находил, что «забавно» – совсем не то слово, которое тут уместно, но согласился, что тогда отказ от помолвки действительно был бы забавным, а также весьма счастливым исходом.
– А потом, – продолжала Милли, – все прошло. Джим объяснил, что все мужчины иногда теряют рассудок, и я с ним согласилась. Тогда мне не показалось это важным. Видите ли, я считала, что сумею сделать его таким счастливым, что он никогда не потянется к бутылке и не впадет в ярость. На самом деле именно потому я и хотела выйти за него замуж – я хотела сделать его счастливым.
– Сделать другого счастливым не является истинной целью брака, – заметил я.
Она с удивлением посмотрела на меня:
– Но ведь если вы кого-то любите, разве не хотите вы в первую очередь сделать любимого человека счастливым?
– Одна из наиболее коварных форм самообольщения! И к тому же широко распространенная. По статистике, такое заблуждение разрушило больше браков, чем что-либо еще.
Она выжидательно смотрела на меня, по-прежнему ничего не понимая. Я напомнил ей грустные строчки Эмили Бронте:
Любовь по-разному приходит. Но лишь к раскаянью ведет!
– По-моему, это ужасно! – возразила она.
– Любовь, – продолжал я, – означает обременение любимого почти непосильной ношей.
– Какие вы странные вещи говорите, капитан Норрис!
Казалось, Милли сейчас захихикает.
– Не обращайте на меня внимания, – заявил я. – Я не придерживаюсь общепринятых взглядов только потому, что в прошлом имел печальный опыт…
– Значит, вы тоже были несчастливы? – оживилась Милли. – А вы…
Я поспешил снова перевести разговор на Джима Берта. К несчастью, слабой и легкоранимой Милли совершенно не стоило выходить замуж за такого человека, как Берт. Из того, что я о нем слышал, я заключил, что и в женщинах, и в лошадях его привлекает сила характера. Какая-нибудь сварливая ирландка сумела бы удержать его в узде, и он бы невольно уважал ее за это. Таким, как он, противопоказано иметь власть над животным или над человеком. Его садизм подпитывался страхом, который испытывала перед ним жена, ее слезами и вздохами. Самое же обидное, что, по моим представлениям, из Милли вышла бы прекрасная жена для большинства мужчин. Она бы слушала мужа, расхваливала его на все лады, окружала бы его заботой и тем самым способствовала бы росту самоуважения мужа и его хорошему настроению.
Вдруг мне пришло в голову: из нее вышла бы прекрасная жена для Джона Габриэля. Может, она и не подогревала бы его честолюбие, но так ли уж он честолюбив на самом деле? Вряд ли. И ей удалось бы смягчить горечь и неверие в себя, то и дело проглядывавшие через его обычную, почти нестерпимую, самоуверенность.
Как выяснилось, Джеймс Берт не только презирал жену. Он был еще и ревнив – не такое уж редкое сочетание, кстати. Браня жену за бесхарактерность и глупость, он в то же время яростно негодовал, если другой проявлял по отношению к ней повышенное внимание.
– Трудно представить, капитан Норрис, но он говорил совершенно неприличные вещи о майоре Габриэле! И все только из-за того, что тот на той неделе пригласил меня выпить с ним кофе в «Рыжем коте». Он был такой славный – майор Габриэль, а не Джим, разумеется, – и мы довольно долго там просидели, хотя я знаю, что у него совсем нет времени, и мы так хорошо поговорили… Он расспрашивал меня о моем отце, о лошадях и о том, как мы раньше жили здесь, в Сент-Лу. Он вел себя безупречно, а потом… Джим говорил такие жуткие вещи… и так взбесился… выкрутил мне руку… я убежала и заперлась в своей комнате. Иногда я просто боялась Джима… О капитан Норрис, я так несчастна! Иногда мне хочется умереть.
– Ну что вы, нельзя так говорить, миссис Берт!
– Да, да! Что у меня за жизнь? Мне нечего ждать, не на что надеяться. Дальше будет только хуже… Джим теряет практику из-за того, что пьет. И оттого бесится еще больше. А я боюсь его. Правда боюсь…
Я попытался ее утешить. Мне казалось, что все не так плохо, как она представляет. Конечно, ее жизнь хорошей не назовешь, но…
…Я поделился с Терезой подробностями жизни миссис Берт, однако она не выказала признаков заинтересованности.
– Тебе не интересно? – спросил я укоризненно.
– Не особенно, – ответила Тереза. – Все несчастные жены так похожи друг на друга, и их истории довольно скучны.
– Да что ты, Тереза! – воскликнул я. – Какая ты, однако, бесчеловечная!
– Признаю, – согласилась моя невестка, – что сочувствие к другим никогда не было моей сильной стороной.
– Меня вот что беспокоит, – продолжал я. – Кажется, несчастная глупышка влюбилась в Джона Габриэля.