Роза и тис

У каждого находилось что сказать по поводу Джона Габриэля и Милли Берт, и рано или поздно все доводили свои мнения до моего сведения. В муках приготовлений к турниру по висту моя комната стала чем-то вроде артистического фойе, где все желающие могли подкрепить силы чашкой чаю или рюмкой хереса. Разумеется, Тереза могла их выставить, однако ей такое и в голову не приходило, чему, откровенно говоря, я был очень рад, так как неожиданно для самого себя заинтересовался, до чего могут довести быстро распространяющиеся слухи, злоба и зависть.

Я был уверен: между Милли Берт и Джоном Габриэлем не существует ничего, что могло бы вызвать подозрения. С его стороны – дружеские чувства и жалость, с ее – обожествление героя войны. И тем не менее я вынужден был признать: в настоящем положении были скрыты те возможности, которые предугадывали недоброжелатели. Милли Берт волей-неволей уже была более чем наполовину влюблена в Габриэля. А он, надо признать, отличался чувственностью. В любой момент с его стороны рыцарское ухаживание могло перерасти в страсть.

Я думал: если бы не выборы, их дружба давно бы уже переросла в роман. Как я подозревал, Габриэлю было просто необходимо, чтобы его любили и при этом восхищались им. Пока он мог о ком-то заботиться и кого-то защищать, темные силы, владевшие его подсознанием, дремали. А Милли Берт как раз и являлась такой женщиной, которую следовало лелеять и защищать.

«Какой у них мог бы прекрасный выйти роман, – цинично размышлял я. – Любовная интрижка, основанная скорее не на вожделении и похоти, а на любви, жалости, доброте и признательности. И тем не менее их связь все же оставалась бы всего лишь интригой, и именно в качестве таковой, причем без смягчающих обстоятельств, и рассматривалась бы большей частью электората Сент-Лу. Пожалуй, большинство местных жителей подали бы свои голоса в пользу безупречного семьянина Уилбрэма или вообще воздержались бы от голосования. Справедливо или несправедливо, но в настоящих выборах Габриэль участвовал как бы на своей собственной стороне, и голоса, поданные за него, были бы поданы именно за Джона Габриэля, а не за Уинстона Черчилля! И майор шел по тонкому льду».

– Знаю, что мне не следовало даже упоминать о таком, – задыхаясь, проговорила леди Трессильян. Она запыхалась от быстрой ходьбы. Расстегнув серую фланелевую куртку, она с наслаждением, мелкими глотками пила чай из чашки рокингемского фарфора, принадлежавшей еще покойной мисс Эми Треджеллис. Конспиративно понизив голос, она добавила: – И все же интересно, говорил ли вам уже кто-нибудь о… ну, о миссис Берт и нашем кандидате? – И она посмотрела на меня глазами, напоминавшими глаза расстроенного спаниеля.

– Боюсь, – ответил я, – что все люди любят поговорить.

Леди Трессильян очень обеспокоилась.

– Господи, – проговорила она, – лучше бы они молчали! Понимаете, она очень славная, на самом деле очень славная. Совершенно не того сорта, что… я хочу сказать, она абсолютно порядочная женщина. Разумеется, если бы между ними на самом деле что-то было, уж они бы вели себя так, чтобы ни одна живая душа не узнала об их отношениях! Именно потому, что их отношения во всех смыслах безупречны, они и… не беспокоились…

Тут в комнату решительно вторглась миссис Бигэм Чартерис. Она была преисполнена благородного негодования. Поводом на этот раз стала лошадь.

– Возмутительная беспечность! – воскликнула она. – Этому Берту абсолютно нельзя доверять. Пьет все больше и больше, и теперь его пьянство уже сказывается на качестве его работы! Разумеется, я и раньше знала, что собак ему доверять нельзя, но с лошадьми и коровами он справлялся вполне удовлетворительно – все фермеры постоянно к нему обращались, – но недавно мне сказали: из-за его халатности у Полнити корова сдохла при отеле. А теперь еще вот кобыла у Бентли! Если Берт не будет осторожным, то он плохо кончит.

– Мы с капитаном Норрисом как раз обсуждали миссис Берт, – сказала леди Трессильян. – Я спрашивала, известно ли ему что-нибудь…

– Все чушь, – отрезала миссис Бигэм Чартерис, – но такие сплетни прилипчивы. Теперь все говорят: вот, оказывается, почему Берт пьет! Какая ерунда. Он напивался и бил жену задолго до того, как майор Габриэль вообще появился в наших краях… Однако с этим надо что-то делать. Кто-то должен поговорить с майором.

– По-моему, Карслейк уже намекнул ему, – сказал я.

– Карслейку недостает такта, – заметила миссис Бигэм Чартерис. – Наверное, Габриэль просто с цепи сорвался после беседы с Карслейком?

– Да, – подтвердил я. – Так и было.

– Габриэль просто глупец, – заявила миссис Бигэм Чартерис. – Его мягкосердечность не доведет его до добра. Хм… по-моему, лучше будет, если кто-то побеседует с ней. Намекнет, что лучше не мозолить никому глаза до выборов. Милли, скорее всего, и понятия не имеет, какие о них ходят слухи. – Она повернулась к своей золовке: – Ты должна поговорить с ней, Агнес!

Леди Трессильян побагровела от смущения и жалко заблеяла:

– Мод, но я же не знаю, что ей сказать! Нет-нет, я уверена, что не смогу…