— Аллах всемилостивый, что я слышу?! — нарочито удивленно округлил глаза аль-Балами, вновь откинувшись на спинку стула. — И с каких это пор мы стали такими высоконравственными?! Да тебе, Шахриар, теперь прямая дорога в муллы, только знай, что они тоже позволяют себе грешить потихоньку. Не здесь ли, кстати, не в этом ли швейцарском рассаднике порока тебе сделали прививку нравственности? — он насмешливо прищурился, одновременно подозрительно сверля Лахути своими бычьими, навыкате, глазами. — Или ты тут в кого-то втрескался, а? Уж не в ту ли бровастенькую медсестру, которая меня сегодня здесь встретила? — снова захохотав, полковник от избытка эмоций стукнул ладонью по столу. — А что? Она очень даже ничего. Грубовата только, на мой взгляд, малость, но глазки быстренькие, стрелять ими умеет. Похоже, девица не промах, раз и тебя смогла «подстрелить». Потому ты и решил изношенную подстилку на новенькую поменять, а? Признавайся!..
— Оставь Марьям в покое, — нахмурился Лахути, — она здесь совершенно ни при чем. И хватит молоть ерунду. Ты и так сегодня слишком много лишнего наговорил, с неожиданной для меня стороны открылся. Видимо, карьера действительно требует от человека коренных изменений. Я не узнаю в тебе того, прежнего Бальтасара…
— Это я тебя не узнаю, мой друг! — парировал полковник. — Раньше ты был более откровенным со мной. Так кто все-таки она, твоя новая дама сердца? — не унимался он. — Тут вроде и глаз-то больше положить не на кого… Неужто сама глава миссии?! Так она же тощая и старая, ей уже лет сорок, поди! Ты с ней, кстати, поосторожнее, Шахриар, — понизил аль-Балами голос. — В лучшем случае её в самое ближайшее время вышлют из Ирана, а в худшем — в нашу тюрьму упекут. В общем, у нас есть все основания подозревать, что она…
Джин отдернула занавеску и вышла на балкон. Балами вскинул голову и тотчас замолчал, так и не закончив фразу. Быстро утратив недавний боевой пыл, почтительно привстал со стула:
— Приветствую вас, ханум.
Джин лишь молча кивнула. Лахути сидел к балкону спиной и в её сторону не повернулся. Ветер безнаказанно озоровал с его темной волнистой шевелюрой. Зажатая между двух смуглых пальцев сигарета забыто дымилась. Серый пепел, не выдержав собственной тяжести, сорвался и рухнул в чайное блюдечко. А рука при этом даже не дрогнула, словно окаменела в воздухе.
— Мы тут чай пьем, не возражаете? — Аль-Балами снова опустился на стул, но расселся уже не вольготно, как раньше, а примостился на краешке.
— Приятного аппетита, — холодно произнесла Джин.
Шахриар наконец повернулся, запрокинул голову вверх. «Зачем ты встала с постели?» — спросили его темно-карие тигриные глаза с золотым отливом. «Просто я уже соскучилась по тебе», — ответила она тоже одними лишь глазами.
Эту ночь они провели вместе. И синяки на её теле нисколько Шахриара не смущали, не говоря уже об опасности заражения, на которую он давно махнул рукой. Тело Джин до сих пор хранило жар его поцелуев и объятий, словно своей любовью он хотел усилить действие лекарств, избавить от мучительных страданий, отвоевать у смерти. И, кажется, ему это удалось: Джин чувствовала себя сейчас гораздо лучше, чем вчера. А утром даже смогла осмотреть Али Агдаши. Там тоже было чему порадоваться: борьба с полонием закончилась победой врачей. У Али полностью восстановилась правая почка, и аппарат гемодиализа ему больше не требовался. Юноша выздоравливал на радость матери и к удовлетворению всех, кто его лечил. Даже доктор Маньер позволил себе разразиться по этому поводу многословной праздничной тирадой, хотя обычно слыл молчуном и ворчуном. О Нассири и говорить нечего: он был счастлив и не скрывал этого.
— Я хотел бы поговорить с вами наедине, ханум, — неожиданно сказал, затушив сигарету и поднявшись из-за стола, аль-Балами. — Надолго вас не задержу, всего на пару минут, если позволите.
— Поднимайтесь в мой кабинет, полковник, — сухо разрешила Джин.
— Я провожу тебя, Бальтасар, — сказал Лахути, тоже вставая.
Джин заметила пробежавшую по его лицу тень тревоги.
— Не волнуйся, друг мой, я найду дорогу, — попробовал остановить его аль-Балами.
— Это моя обязанность, — проявил настойчивость капитан.
— Распространяй свои обязанности на других, Шахриар, — панибратски похлопал его по плечу гость из Тегерана.
— Господин полковник, в связи с риском радиационного заражения в нашей миссии объявлен карантин, — пришла Джин на помощь Шахриару. — Капитан Лахути покажет вам, где можно облачиться в защитный костюм.
— Защитный костюм? Радиационное заражение?! — Энтузиазма у полковника явно поубавилось. Бычьи глазки испуганно забегали, но отступать теперь было бы стыдно, и он постарался взять себя в руки. — Ах, да… Да, да, конечно. Веди, Шахриар.