– Девочка, не смотри ей в лицо, – сказала женщина в красном платье. – Тебе не надо на это смотреть.
– Я вообще не хочу никуда смотреть, – отозвалась Рози. – Я хочу обратно домой.
– Я тебя понимаю, но сейчас уже поздно. Дороги назад больше нет. – Женщина погладила пони по шее. Ее черные глаза были серьезными и угрюмыми, а в уголках рта пролегли напряженные складки. – И вот еще что, ты ее не трогай. В смысле, не прикасайся. Она не желает тебе вреда, но в последнее время она за себя не отвечает. – Мулатка многозначительно постучала пальцем по виску.
Рози неохотно повернулась к женщине в хитоне и сделала один робкий шаг вперед. У женщины в алом хитоне была изумительно красивая кожа – на спине, на ее обнаженном плече и на шее внизу. С виду она была нежной, как шелк. Но выше на шее…
Рози не знала, что это были за темные пятна, похожие на сероватые тени. Впрочем, ей и не очень
– Рози, – в третий раз произнес мягкий и хриплый голос, и было в нем что-то такое, от чего Рози захотелось кричать. Как иногда ей хотелось кричать от улыбки Нормана.
Сверкнула молния. Прогремел гром. Очередной порыв ветра со стороны руин храма от подножия холма донес до вершины холма детский плач.
– Кто ты? – спросила Рози. – Кто ты и почему я здесь?
Вместо ответа женщина протянула вперед правую руку и повернула ее так, чтобы Рози был виден белый кружок – шрам на внутренней стороне предплечья.
– Эта рана сильно кровоточила, а потом в нее попала инфекция, – проговорила она своим хрипловатым чувственным голосом.
Рози тоже протянула руку вперед, только не правую, а левую. У нее на предплечье был точно такой же шрам. Ей вдруг стало страшно, потому что она поняла: если бы она надела такой же короткий мареновый хитон, она надела бы его так, что обнаженным было бы правое плечо, а не левое, как у женщины с картины. И золотой браслет она надела бы на левое предплечье, а не на правое.
Женщина на холме была ее зеркальным отражением.
Женщина на холме была…
– Ты – это я, правда? – выдохнула Рози. А когда женщина с длинной светлой косой слегка повела плечом, как будто собираясь развернуться, Рози пролепетала дрожащим голосом: – Только не оборачивайся, я не хочу на тебя смотреть!
– Не торопись, ибо всему свое время, – проговорила Роза Марена со странным спокойствием в голосе, в котором, однако, чувствовался нажим. – На самом деле,
Молния вспорола небо; грянул гром; ветер прошелестел в ветвях старой оливы. Светлые волоски, выбившиеся из косы Розы Марены, бешено развевались. Даже в этом неверном свете они были похожи на золотые нити.
– А теперь иди, – сказала Роза Марена. – Иди вниз и принеси мне моего ребенка.
Очередной порыв ветра вновь донес до вершины холма детский плач – словно тихое эхо слабого голоса за тысячи миль отсюда. Рози глянула вниз на развалины храма, и ей опять стало страшно. Даже отсюда, с холма на картине, храм казался ненастоящим. Он по-прежнему не вписывался в перспективу и поэтому производил неприятное, жутковатое впечатление. К тому же у Рози вдруг разболелись груди, как это часто бывало в первые месяцы после выкидыша.
Рози открыла рот, еще даже не зная, что она сейчас скажет. Она знала только, что ни за что не пойдет туда, к храму. Но прежде чем она успела сказать хоть слово, ей на плечо легла чья-то рука. Рози вздрогнула и обернулась. Это была темнокожая женщина в красном. Она покачала головой, как бы предостерегая Рози от необдуманных слов, вновь постучала пальцем по виску и указала глазами на развалины храма у подножия холма.