Роза Марена

Она встала под душ, отрегулировала воду, так, чтобы она была очень горячей – настолько, насколько вообще можно выдержать, – взяла мыло и принялась с остервенением оттирать руки, пока на них не осталось ни малейших следов этой мареновой краски. И не только на пальцах, но и под ногтями тоже. Потом она вымыла голову. Пока Рози возилась под душем, она тихонечко напевала. Керт подсказал ей, как упражнять голос: петь детские песенки в разных тональностях и регистрах. И сейчас Рози решила немного позаниматься. Она только старалась не повышать голос, чтобы не беспокоить соседей. Минут через пять Рози выключила воду и вышла из душа. Теперь она себя чувствовала более или менее человеком, и ее тело чувствовалось именно телом, а не конструкцией из перекрученной проволоки и битого стекла. И голос тоже восстановился почти до нормального.

Рози натянула джинсы и футболку, но потом вспомнила, что сегодня она обедает с Робби Леффертсом, и переоделась в новую юбку. Одевшись, она уселась перед зеркалом, чтобы заплести косу. Ей было очень неудобно, потому что спина, руки и плечи тоже побаливали. После горячего душа ей стало значительно легче, но все-таки не настолько, чтобы ее самочувствие можно было назвать хорошим.

Да, для своего возраста это был крупный ребенок, подумала Рози. Она даже не обратила внимания на эту странную мысль, потому что изо всех сил пыталась сосредоточиться на прическе. Но зато потом, когда она уже почти заплела косу, она глянула в зеркало и увидела такое, от чего у нее просто челюсть отвисла. По сравнению с этим все странности и несоответствия сегодняшнего утра показались вообще незначительными мелочами.

– О Господи, – выдавила она слабым голосом. Потом поднялась и прошла через комнату на негнущихся ногах.

В целом картина осталась прежней. Светловолосая женщина с длинной косой по-прежнему стояла на вершине холма и по-прежнему прикрывала глаза рукой. Только теперь на картине действительно было солнце. Грозовые тучи, нависавшие над холмом раньше, исчезли. Небо над женщиной было таким, каким оно бывает в июле после дождя, – бледно-голубым и как будто слегка размытым. В небе кружились черные птицы, которых тоже не было на картине раньше, но Рози даже не обратила на них внимания.

Небо голубое, потому что гроза прошла, подумала она. Она прошла, пока я… ну… пока я была в том, другом месте.

Все ее воспоминания о «том другом месте» сводились к тому, что там было темно и страшно. Но и этого было вполне достаточно. Ей совсем не хотелось вспоминать какие-то конкретные детали. И еще Рози подумала, что, наверное, она не будет делать для картины новую рамку. Она уже поняла, что завтра она не покажет картину Биллу. И вообще словом о ней не обмолвится. Она и представить себе не могла, что будет, если он заметит, что мрачные грозовые тучи сменились на картине безоблачным небом, умытым дождем. Но еще хуже будет, если он не заметит вообще никаких перемен. Потому что тогда станет ясно: она сходит с ума.

Я даже не знаю, хочу ли я оставлять ее у себя, эту картину, подумала Рози. Потому что мне страшно. Потому мне кажется, в ней живут привидения. Весело, правда?

Рози подняла холст, держа его ладонями за края, чтобы случайно не прикоснуться к изображению, и запрещая себе даже думать о том, почему

(осторожнее, Рози, не упади в нее)

она обращается с картиной с такой осторожностью. В прихожей, справа от двери, был небольшой встроенный шкаф, который пока пустовал, если не считать пары стоптанных домашних туфель, которые были на ней, когда она убежала от Нормана, и нового свитера из дешевой синтетики. Чтобы открыть дверцу шкафа, Рози пришлось поставить картину на пол (она, конечно, могла бы сунуть ее под мышку, чтобы освободить одну руку, но ей почему-то не хотелось прикасаться к изображению). Потом она вновь подняла картину, чтобы убрать ее в шкаф. Но еще пару минут постояла, пристально разглядывая картину. Да, теперь там было солнце, которого точно не было раньше. И над храмом кружились птицы, которых, возможно, не было раньше. Это все изменения? Или есть какие-то еще? Рози казалось, что есть. И, быть может, она их не видит, потому что там не прибавилось новых деталей, а наоборот… чего-то не хватало. Чего-то…

Я не хочу это знать, поспешно сказала она себе. Мне даже думать об этом не хочется, вот так вот.