Роза Марена

– Потому что в них есть объяснение всему. Все, что там происходит, обязательно происходит по какой-то причине. Пусть они и надуманные, и такие же правдоподобные, как истории из бесплатных газеток, которые раздают в супермаркетах; пусть их герои ведут себя так, как ни один более или менее соображающий человек никогда не поведет себя в реальной жизни; пусть это вообще полный бред… но зато в них ничто не бывает просто так. В книге типа «Любовника Мизери» Анна Стивенсон посвятит свою жизнь «Дочерям и сестрам», потому что когда-то сама была замужем за человеком, который ее унижал и тиранил… или ее мать была замужем за таким человеком. Мой бывший муж часто меня игнорировал – мы с ним в разводе уже двадцать лет, если Пэм или Герт вам еще не рассказали, – но он никогда меня не обижал. Понимаете, Рози, в реальной жизни люди часто совершают поступки – хорошие или плохие, не важно, – безо всяких на то причин. Просто потому, что так получилось. Вам так не кажется?

Рози медленно кивнула. Сколько раз Норман ее избивал, унижал, доводил до слез… а потом ни с того ни с сего приносил ей полдюжины роз и приглашал поужинать в ресторане. А когда Рози спрашивала, почему, что сегодня за праздник такой, Норман обычно лишь пожимал плечами и говорил, что ему захотелось сделать ей приятное. Почему? Потому. Мама, почему я должна ложиться спать ровно в восемь, даже летом, когда в восемь еще светло? Потому. Папа, почему дедушка умирает? Потому. Наверное, Норман был искренне убежден, что эти периодические походы по ресторанам и кратковременные периоды бурных ухаживаний служат достаточной компенсацией за все то, что Рози приходится выносить из-за его «непомерной вспыльчивости», как он сам для себя это определял. И он никогда не узнает (и даже если узнает, то все равно не поймет), что эти редкие моменты, когда он старался быть добрым и ласковым, пугали ее даже больше, чем его вспышки гнева. Потому что в такие моменты она терялась и не знала, чего ждать потом.

– Я знаю, что многие убеждены, что все наши поступки по отношению к другим людям определяются их отношением к нам. А я ненавижу такой подход, – с чувством проговорила Анна. – Потому что тогда надо будет смириться с тем, что лично мы ничего не решаем, что все происходит как бы помимо нас. Потому что тогда в жизни уже не останется места спонтанным порывам. И потом, если все это верно, то почему иногда мы встречаем людей стопроцентно хороших или же стопроцентно плохих? Получается, эти люди видели в жизни либо только хорошее, либо только плохое… Но самое главное, я считаю, что это неправильный, несправедливый подход. Так не должно быть. Но в книгах типа романов Шелдона это вполне допустимо. Это дает утешение и заставляет поверить, что в мире все-таки есть справедливость – хотя бы в придуманном мире из книжки – и что с героями книги, которые нам симпатичны, не случится ничего плохого. Я могу забрать книжку обратно? Хочу сегодня ее дочитать. Буду весь вечер читать и пить чай. Много чая.

Рози улыбнулась, и Анна улыбнулась в ответ.

– Вы ведь придете к нам на пикник, да, Рози? Он будет в Эттингерс-Пьер. Лишняя пара рук нам очень даже не помешает. Помощь, она никогда не бывает лишней.

– Ну конечно, приду. Если только мистер Леффертс не решит, что я гениально читаю, и не заставит меня работать и по субботам тоже.

– Думаю, не заставит. – Анна встала из-за стола. Рози тоже поднялась на ноги. Только теперь, когда их разговор подошел к концу, Рози вдруг пришел в голову самый элементарный вопрос, о котором она почему-то забыла.

– А когда я смогу переехать к себе на квартиру, Анна?

– Да хоть завтра, если хотите. – Анна прошла через комнату и подняла с пола картину. Она задумчиво посмотрела на надпись углем на обратной стороне, а потом повернула картину лицом к себе.

– А почему вы сказали, что она странная? – спросила Рози.

Анна тихонечко постучала ногтем по стеклу.

– Потому что женщина стоит спиной к зрителю, а ведь это центральная фигура. Необычный подход к композиции для полотна, которое в целом исполнено в консервативном классическом стиле. – Она взглянула на Рози и продолжила извиняющимся тоном: – И здание у подножия холма не вписывается в перспективу.

– Да. Мне об этом уже говорили. Тот человек, у которого я покупала картину. А мистер Леффертс сказал, что это специально так сделано. Иначе не будут видны детали.

– Может быть, – согласилась Анна, продолжая внимательно изучать картину. – И все-таки в ней что-то есть, правда? Ожидание чего-то, что уже назревает.

– Я не совсем поняла, что вы хотели сказать.

Анна рассмеялась: