Роза Марена

– С кровью, – сказала она. – Полусырое вообще.

– Отлично! – Официант произнес это так, как будто его действительно очень обрадовали слова Рози. А когда он ушел, Рози подумала, что любой официант, наверное, мечтает работать в таком замечательном месте, где любой заказ – это всегда отлично, прекрасно и лучше некуда.

Когда она повернулась обратно к Биллу, она увидела, что он по-прежнему смотрит на нее. У него были очень красивые глаза, волнующие, сексуальные. Они притягивали и тревожили.

– Что, это действительно было так плохо? – спросил он. – Твое замужество?

– Ты о чем, не понимаю, – смутилась Рози.

– Знаешь что. Я тебе расскажу один случай из жизни. Я встретил женщину. Она зашла в ломбард моего отца. Мы с ней поговорили всего минут десять, и она ушла, а со мной приключилась такая бредовая штука: я не могу ее забыть, эту женщину. Такое я видел только в кино и читал о таком в журналах, ну знаешь… из тех, что обычно лежат у врачей в приемной. Но я не верил, что такое бывает на самом деле. А тут вдруг – бабах, и случилось. Когда я ложусь спать и выключаю свет, я вижу ее лицо в темноте. Когда я обедаю, я думаю вовсе не о еде, а об этой женщине. Я… – Он умолк и встревоженно посмотрел на Рози. – Надеюсь, я тебя не пугаю.

Его слова очень ее пугали, очень. Но в то же время Рози думала про себя, что она в жизни не слышала таких изумительных слов. Ей вдруг стало жарко (и только ногам было холодно, как будто они окоченели). Она по-прежнему слышала, как тихонько шуршат вентиляторы под потолком. Впечатление было такое, что их тут несколько сотен – целый рой вентиляторов.

– Эта женщина пришла к нам в ломбард, чтобы продать свое обручальное кольцо с бриллиантом… она думала, что бриллиант настоящий. Но в глубине души она знала, что это не так. А потом, когда я узнал, где она живет, и приехал к ней – с букетом цветов и, скажем так, с дрожью в сердце, – она едва не проломила мне голову банкой с компотом. Буквально вот столечко не хватило. – Он поднял правую руку и показал расстояние в полдюйма между большим и указательным пальцем.

Рози тоже подняла руку – левую – и показала, что расстояние было побольше. В дюйм.

– На самом деле, вот столечко не хватило, – сказала она. – Я же как Роджер Клементс. У меня превосходный контроль.

Билл рассмеялся. Рози очень понравился этот смех: искренний, от души. И заразительный – буквально через секунду она уже смеялась сама.

– Но она все же не стала меня убивать, только сделала вид, что она собирается меня стукнуть, а потом убрала банку за спину, как ребенок, когда его ловят с «Плейбоем», который он слямзил у папы из ящика стола. Она сказала: «О Господи, я не хотела». И я подумал, что если она собиралась убить не меня, то кого же? А потом я подумал, что, может быть, бывший муж этой женщины, что приходила в ломбард, не такой уж и бывший. Тем более что она к нам зашла с кольцом. Понимаешь, о чем я?

– Да, – сказала она. – Наверное.

– Для меня это очень важно. Может быть, это не мое дело. Да, я согласен. Но знаешь… она мне очень нравится, эта женщина, пусть даже я ее совсем не знаю. И чисто из эгоистических соображений мне очень не хочется, чтобы она была чем-то связана. Но с другой стороны, мне не хочется, чтобы она постоянно жила в таком страхе, что всякий раз, когда кто-то стучит к ней в дверь, она вооружалась банкой компота. Я не бред несу, нет?

– Нет, не бред, – отозвалась Рози. – Муж действительно бывший. Его зовут Норман. – Она и сама не знала, почему она это добавила.

Билл серьезно кивнул:

– Кажется, я понимаю, почему ты от него ушла.

Рози вдруг пробило на нездоровый смех. Она зажала ладонями рот, ее щеки горели огнем. Наконец она все же взяла себя в руки, но еще до того из глаз брызнули слезы, так что ей даже пришлось утереть их салфеткой.

– Все нормально? – спросил он.

– Да. Кажется, да.

– Не хочешь мне про него рассказать?

В ее памяти всплыл четкий образ, словно кусок из кошмарного сна. Старая теннисная ракетка Нормана, «Принц» со сломанной рукояткой, обмотанной черной лентой. Эта ракетка всегда висела дома на стене под лестницей в подвал. И наверное, висит там до сих пор. В первые годы их брака Норман частенько лупил ее этой ракеткой. А потом, примерно через полгода после выкидыша, он ее изнасиловал, загнав рукоятку ракетки ей в задний проход. На сеансах психотерапии в «Дочерях и сестрах» она поделилась с остальными женщинами (именно так это называлось, делиться – слово действительно точное, но в то же время ужасное и отвратительное) очень многим из своей семейной жизни, но об этом все-таки умолчала – о том, что ты чувствуешь, когда твой муж, взгромоздившись на тебя верхом и сжав коленями твои бедра, вбивает тебе в задний проход рукоятку теннисной ракетки, обмотанную черной лентой; о том, что ты чувствуешь, когда он наклоняется и говорит, что, если ты будешь дергаться и сопротивляться, он разобьет стакан с водой, который стоит на тумбочке у кровати, и перережет тебе горло. О том, каково ощущать запах его жвачки и думать о том, что сейчас он тебя разорвет на части.