Роза Тибета

Все, что он знал по мере того, как шел ноябрь, это то, что его дни были заполнены делами, которые становились все более бессмысленными. Он обнаружил, что проходит недели как автомат. Он учил, исправлял и читал лекции; а по вечерам делал то же самое. Иногда он занимался любовью. Он начал заниматься любовью с Лесли Селлерс, но однажды в течение двадцати четырех часов обнаружил, что делает то же самое и с Глинис. Он смотрел на это представление с несколько усталым весельем.

Он не знал, что с ним случилось. Он не мог вынести одиночества. Его конечности, казалось, всегда были напряжены, и он поймал себя на том, что задерживает дыхание. Он не мог ни сидеть, ни лежать. Он не мог читать и не мог есть. Прежде всего, он не мог уснуть.

Он знал, что Шталь поддерживал постоянную связь с Калькуттой; и что Листер-Лоуренс поддерживал связь с Калимпонгом; и что тибетский представитель там поддерживал связь со своим правительством. Все были на связи со всеми остальными, но никто не знал, что случилось с пропавшей стороной.

Он снова пошел к Шталю. Он спросил, не настало ли время для официального расследования в Министерстве иностранных дел. Шталь сказал, что расследование ведется официально; Листер-Лоуренс был официальным лицом. Но Министерство иностранных дел не могло быть вовлечено, потому что съемочная группа вообще не имела права находиться в Тибете. Они вошли – конечно, не по своей вине – без разрешения и, следовательно, на свой страх и риск. Ситуация была сложной и неясной. Это вызывало у него большое беспокойство, но он не сомневался, что скоро у них будут новости.

Это интервью состоялось 18 ноября; и новости пришли на неделю позже в тот же день: 25 ноября 1949 года, в пятницу. Хьюстон вышел и напился. Он оставался пьяным весь уик-энд.

Он думал, что Глинис вошла в какое-то время в субботу; квартира, безусловно, была прибрана, когда он проснулся в воскресенье утром. Позже она пришла снова, и он обнаружил, что она моет его, и вскоре осознал, что Лесли Селлерс тоже была там. В то время он был в некотором оцепенении, но помнил, что подумал, что двум молодым женщинам очень неприлично находиться там вместе. Он понял, что должен был попросить Глинис вернуть ее ключ несколько недель назад; и что-то, должно быть, пошло не так с его планом. Он слышал обрывки их разговора.

‘Я догадался, что это, должно быть, так. Когда это произошло?’

- По-видимому, две или три недели назад, но мы узнали об этом только в пятницу. Лавина похоронила их всех.’

– Они нашли... они нашли их, не так ли?

‘О, да. Они все были мертвы.’

‘Бедный Чарльз. Они были так ужасно близки.’

‘Да’.

Он вообще ничего не помнил о следующей неделе. Он думал, что ходил в школу. Возможно, он тоже посещал вечерние занятия. Казалось, он часто отсутствовал. Он смутно помнил, как подрался с мужчиной в публичном доме на Тоттенхэм-Корт-роуд и как однажды ночью проснулся на конечной станции метро в Мордене. У него было смутное впечатление, что обе девушки хотели, чтобы он куда-нибудь уехал.

И вот наступил декабрь, и прошло полгода с тех пор, как он в последний раз видел своего брата; и все говорили ему взять себя в руки; и, наконец, он это сделал. Он зашел к Директору и сказал ей, что не вернется в следующем семестре. И он написал в органы дополнительного образования Лос-Анджелеса, сообщив им то же самое.

Затем Лесли спросил окончательно и раз и навсегда, не переедет ли он в Париж, потому что это выведет его из себя; и Глинис в тех же выражениях спросила, не переедет ли он в Борнмут. И он поблагодарил их обоих за милосердие и терпение и сказал, что не будет; он хотел провести Рождество один.

И это было даже к лучшему, потому что днем перед Сочельником, в другую пятницу, когда он был лишь слегка пьян, к нему пришел посетитель. Шталь позвонил первым, примерно без четверти четыре, а в четверть шестого его черный "Бентли" с шофером остановился под дождем.

Он отказался от выпивки, его беспокойные глаза судорожно блуждали по растрепанной фигуре Хьюстона, но сигарету принял и сел, оглядывая комнату.

"То, что я должен сказать, - сказал он ровным голосом, - может показаться вам не особенно сезонным. Я подумал, что тебе, возможно, захочется поразмыслить над этим во время отпуска.’

Хьюстон ничего не сказал. Он хотел еще выпить, но поймал неодобрительный взгляд блуждающих глаз и подумал, что лучше подождать.

‘Мы столкнулись с довольно любопытной финансовой проблемой. Я не знаю, упоминал ли ваш брат когда-нибудь об этом, но мы оформляем страховой полис для членов нашего подразделения. Конечно, сейчас у нас на рассмотрении четыре иска. По десять тысяч фунтов каждая. Это большие деньги.’

"Так и есть", - сказал Хьюстон. Хью не упоминал об этом.

"Загвоздка в том, что, как я теперь слышал, будут некоторые трудности со сбором. Условия политики заключаются в том, что компания должна выплатить компенсацию за смерть в любой точке мира по любой причине, кроме военных действий. Единственное условие - необходимо предъявить свидетельство о смерти. Это то, чего у нас нет.’