Розанов

А позднее выразился о «новых людях» еще более отчетливо: «О декадентах Павел Александрович Флоренский[39] впервые сообщил мне “с ног сшибательную вещь”, которая и в голову ни мне и никому в мире не приходила, что когда впервые стали попадаться на глаза ему декадентские “странности”, то он будущему епископу Евдокиму, а тогда ректору Духовной Московской Академии и редактору “Богословского Вестника” читал их элементарности и бессмыслицы – и сравнивал их с “продуктами раннего христианства”, египетского отшельничества и прочее, говоря “ведь это по стилю души – одно и то же”, то ректор был изумлен и сказал: “конечно, это – один строй и музыка души”. А, батенька? И вот, входит ко мне П. П. П. “и прочие” – и я (сам декадент, конечно) – узнаю “родные души”, узнаю – безгласно, без говора, без доказательства, и хотя мы с “Дмитрием Сергеевичем” – рассорились, но в сущности-то ведь мы – одно и то же. Флоренский, конечно, тоже декадент и слишком декадент. Он как-то сказал мне (тоже – удивительно!): “я не считаю себя ни умным, ни замечательным человеком, но новым человеком – считаю”».

Вот так – декаденты – чуть ли не первые христиане, и именно об этом, кстати, писала в своем раннем дневнике Зинаида Гиппиус, упоминая и Розанова:

«В октябре тысяча восемьсот девяносто девятого года, в селе Орлине, когда я была занята писанием разговора о Евангелии, а именно о плоти и крови в этой книге, ко мне пришел неожиданно Дмитрий Сергеевич Мережковский и сказал: “Нет, нужна новая Церковь”.

Мы после того долго об этом говорили, и выяснилось для нас следующее: Церковь нужна, как лик религии евангельской, христианской, религии Плоти и Крови.

Существующая Церковь не может от строения своего удовлетворить ни нас, ни людей, нам близких по времени.

После того мы поехали в Петербург. Но медлили говорить с другими.

Однако я сказала Дмитрию Сергеевичу: поговори. Потому что мы собирались уехать на целый год.

Он написал два письма: одно Дмитрию Владимировичу Философову, а другое Василию Васильевичу Розанову, без определенных объяснений, а лишь с намеками.

И было у нас два разговора: один с Дмитрием Владимировичем Философовым, а другой с Василием Васильевичем Розановым.

Оба они мысль о Церкви приняли к сердцу, хотя и не одинаково, а каждый сообразно своему существу. Розанов все потерял, кроме жизни, искал, но не знал, хочет ли принять Христа (…)

Четырнадцатого сентября девятисотого года приехали мы, я и Дмитрий Сергеевич, в Петербург, где нашли дела людей, ищущих веры и недовольных, в прежнем положении, а сочувствие единомышленников – ослабленным и охолодившимся.

Розанов, занятый своими мыслями, усмотрел опасное в тайне, о которой мы просили, и, тайны не признавая, открыл кое-что, по-своему объяснив, жене. И она ему не советовала говорить с нами».

Новое время

Об отношении Варвары Дмитриевны к духовным поискам ее супруга – чуть позже, а еще одним человеком, который в те же годы зорко приглядывал за золотым пером «выходца из мерзости запустения» (еще в 1893 году он написал Розанову: «у Вас есть имя»), в своей знаменитой газете печатал и платил очень хорошие гонорары и кого сам В. В. по недоразумению назвал некогда «ничтожным», но потом свое мнение резко переменил, был никакой вовсе не декадент, но, наоборот, вполне себе консервативный издатель Алексей Сергеевич Суворин. Кто знает, возможно, именно розановская провокационность, отчаянная смелость, смесь противоположных начал и война против всех и вся и стала для него главным аргументом при принятии кадрового решения. При этом они вовсе не были полными единомышленниками, и в самом жгучем для Розанова вопросе Суворин придерживался иных взглядов.

«Из крупных и памятных вещей приведу весь вопрос о разводе, который я много лет проводил в “Новом Времени”, – вспоминал Розанов позднее. – Суворин много о нем говорил со мной, и у него сочувствия к разводу не было. Он был к этому спокоен или чуть-чуть даже враждебен. Уже по тому враждебен, что это задевало Церковь, которую он любил по памяти матери-протоиерейши (о ней он много рассказывал). Но, видя, что это меня “очень забрало”, да и убеждаемый (в разговорах) примерами, случаями, какие я ему рассказывал, он пропустил на страницах газеты многолетнюю борьбу за развод».