Рождение Дракона

– Что за доспех?

– Аль-Галим сделал для защиты от невидимого огня. Так он назвал причину гибели всех работавших здесь.

– Невидимый огонь? – Вандер задумался. – Ты ничего необычного не видел, когда ходил в подземелье?

– Видел. Все подземелье сияло сотней солнц, и внутри оно было из чистого золота. Но самое удивительное то, что каменные плиты, прорубленные рудокопами, были наполовину золотыми. Сначала камень, потом – золото. Камень постепенно переходил в золото, – Ворон замолчал, а потом добавил: – Будь оно проклято это золото!

Ворон поднял на Вандера глаза.

– Ты можешь мне помочь? – спросил он, силясь улыбнуться. – Я знаю, кто ты. Но понимание пришло только сейчас. Было достаточно времени для размышления.

Вандер едва заметно кивнул. Он взял Ворона за руку, затем ласково, но твердо произнес:

– Спи!

Пальцы на руке Ворона расслабилась, дыхание стало легким. На его губах появилась и застыла спокойная безмятежная улыбка. Тогда Вандер приказал сердцу Ворона остановиться. Большего для него он сделать не мог – жизнь чудом держалась в этом разрушенном теле.

Вандер собрал со стола листы бумаги и вышел на свежий воздух.

Натали вопросительно взглянула на наставника.

– Что? – спросил Гари.

– Умер.

Гари открыл было рот, но Вандер строго прервал его:

– Молчи! Ты не Арий, чтобы судить умерших.

Гари стушевался.

– Ворон оставил записи, – произнес Вандер. – Давайте присядем где-нибудь.

По пустынной улочке они вышли к храму. Это было величественное сооружение. Фризы и колонны были уже разрушены, но пирамидальная центральная часть незыблемым монолитом высилась над заросшей бурьяном площадью. От нагретых солнцем растений исходил сладковатый запах.

Вандер сел на осколок фриза. Натали устроилась рядом. Гари терпеливо ждал стоя. Вандер быстро просматривал лист за листом и передавал их Натали. Та читала, едва заметно шевеля губами:

«Когда появились первые умершие среди рабочих, я запретил брать поступающее из забоя золото. Приказал сбрасывать его в отвал. Но рудокопы (да и стражники) тайком по ночам доставали золото. В результате в лагере появились признаки заболевания. Пришлось у отвала поставить стражу».

«После того как не вернулся Делян с новой партией рабочих, дела пошли совсем плохо. Попытки наладить отношения с пиратами ни к чему не привели. После первой же партии живого груза они наотрез отказались иметь с нами дело. Они, видите ли, не работорговцы».

«Сегодня ни один рабочий не поднялся. Аль-Галим в ярости. Он велел мне согнать всех рудокопов и охотников на площадь, чтобы я предложил им немного поработать в забое – по пять человек, в течение получаса сменяя друг друга.

«Это оптимальные условия труда,– выговаривал мне Аль-Галим, ехидно улыбаясь, – раз вы не в состоянии привести себе замену».

Когда я закончил говорить, никто на площади не шевельнулся. Все стояли и озлобленно смотрели на меня. Постепенно начался ропот. Рудокопы схватились за оружие. Стража под давлением толпы отступила.

Тонкие губы Аль-Галима скривились в усмешке, и он небрежно взмахнул рукой. Толпа замерла. У меня сложилось впечатление, что ее неожиданно заморозили. Ибо лица людей в этой многоликой толпе застыли в том состоянии, в котором их настигло движение руки Аль-Галима.

– Действуй, – сказал он, быстро взглянув на меня.

От этого взгляда у меня по спине побежали мурашки. Ничего другого мне не оставалось делать: я отдал команду стражникам. Те вытолкали из оцепеневшей толпы двадцать человек и погнали к шахте.