Рождение казака

– Ты молви, что тебе надобно, а я уж сам посчитаю, во сколько такая работа обойдётся.

Сделавшись бордовым, Паша смущённо выдавил:

– Любимая Маша Б., я твой на все времена.

Ласко-ласково посмотрел мужик:

– И где ты хочешь сей текст выбить?

– А прям тут где-нибудь под мостом, что вы делаете. Я приведу её однажды сюда, – еле шевеля языком, покрываясь струйками липкого пота, ответил парень, готовый упасть в обморок от прилагаемых усилий, чтобы выглядеть адекватно.

– Мою любимую тоже так звали. Только померла она от тифа. Не успел я ей в чувствах признаться. Давай сколько есть, сделаю, – понимающим тоном неожиданно обрадовал каменотёс.

Слышавший разговор Глеб, молча протянул целковый другу.

Мужик вздохнул, принял монету, и махнул рукой:

– Пообещал, сделаю.

С минуту потоптавшись на месте подростки, которых терзали одни и те же сомнения пошли дальше.

Когда словно в беспамятстве очутились у Невы, Паша виновато произнёс:

– Теперь точно на диете до вечера.

– Да лишь бы он сделал, то, о чём ты его попросил, – шумно выдохнул Бойченко, и подмигнул другу:

– В церквях просвирки** раздают, голодными не будем.

*дилижанс – многоместная закрытого типа карета на конной тяге, средняя скорость 8-10 км/ч.

**просфора или в быту просвирка – литургический богослужебный хлеб, размером не больше стандартного пряника.

Глава 16

На пустынной набережной улице прохожие были редким явлением, зато конные экипажи проносились один за другим. Леденящий ветер встречным потоком, хлестая по лицу, выбивал слезу. Не сдаваясь натиску стихии, подростки добрели до поворота на Сенатскую площадь, где вихрь неистово кружился в бешеном вальсе с колкими дождинками. Друзья встали за угол дома, поглядывая на открытое пространство. Но делать было нечего и, сощурившись до полу-слепоты, они подошли к самому памятнику.

Голодный и замёрзший Паша, пялился как крестьянин из глубинки, на огороженный постамент в виде огромного камня, на котором на вздыбленной лошади сидел всадник: – Что это за бронзовый мужик в античных одеждах? Интересно, мы когда-нибудь до памятника Петру I дойдём?

Шмыгая носом, Глеб ответил:

– Это и есть Медный всадник. Помнишь к этой поэме Пушкина, посвящённой царю Петру, в учебнике именно такой силуэт был прорисован. И на табличке тут подписано, что Петру I поставили.

– Ну, не знаю. Деталей в книжке с чёрно-белым изображением не разобрать было, да и не разглядывал я его. Просто насколько я помню, этот царь в сапогах, а не сандалиях ходил, и точняк у его лошади седло было, а не звериная шкура. И меч коротковатый какой-то…

– Кто разберёт этих творческих ваятелей с их аллегориями, – с видом знатока философски подметил друг, мама которого была профессиональным художником. Глеб подался вперёд, чтобы рассмотреть наблюдения друга, и тут же провозгласил:

– А вон там за деревьями я вижу что-то крупное! Поспешим, там тепло!

Едва они добежали до густой парковой зоны, где не было слышно завываний шквалистого ветра, как ангел-хранитель подала голос, поделившись с сыном рассуждениями:

– Я слышала, что по альтернативной версии это был памятник Александру Македонскому, которому голову поменяли и ещё какие-то мелочи вставили. Будто не строил Петр I этот город, а откапывал, восстанавливал. И судя по тому, что говорил о чаше Емельян Прохорович, подобное вполне могло быть. Сами посмотрите, сколько мы прошли, а везде одна и та же картина – первые этажи утоплены, двери все переделаны из окон, а на сегодняшний день городу чуть больше ста лет. Про смену полюсов планеты давно известно, это действительно мог быть какой-то древний город с тёплым климатом.

Скривившись, Паша промямлил:

– Мама тоже думает, что памятник странный.

Но монумент больше не интересовал ни одного, ни другого парня. Вместо роскошного убранства собора с золочеными иконостасами, запаха ладана и восковых свечей, которые могли бы унести юношей в понятный, изучаемый ими на уроках кубановедения православный мир, сокрыв словно и не было этих двух ста лет разницы, они увидели некий исполинский объект, обросший строительными лесами.

Елена Юрьевна обескуражено затараторила:

– А где же необычность архитектурного воплощения и шедевральный размах? Где бесчисленные картины из библейских сюжетов на стенах и в куполах, обрамлённые мрамором, яшмой, лазуритом, малахитом и десятком других драгоценных минералов сражающих поразительной точностью исполнения?

– Ещё не построили и не нарисовали! – заворчал сын и, топнув ногой по брусчатке добавил, – зря только в такую даль тащились.

– Покормить только в церкви могут, – прогнусавил Глеб.

– Что ж пойдём искать какой-нибудь храм. Стоять толку нет, только сильнее замерзаем.

– Может, вернёмся, чтобы не заплутать?

– Далеко. И к Ниве я не хочу, там во стократ холоднее. Церквей в Петербурге мало что ли? Сейчас на какую-нибудь выскочим.