Тома дождалась, пока Брин выйдет из комнаты, написала с обратной стороны рисунка «Прости меня, пожалуйста! Мара» и, положив подарок на видное место, отправилась в главное здание. Она не хотела выяснять отношения и надеялась, что исландка сама все поймет, обдумает и к вечеру будет в нормальном расположении духа.
До пяти часов оставалось немного времени, поэтому Тамара бесцельно слонялась по просторному холлу. Занятия еще не начались, и вся постройка пустовала. В тишине раздавалось только звяканье посуды с кухни. Бедная синьора Коломбо – весь день на ногах! Придется почаще нарываться на наказание, чтобы у нее была хоть какая-то помощь.
По всему холлу были расставлены уютные диванчики, у одной стены громоздился старинный рояль с резной подставкой для нот, у другой – стол для пинг-понга. Старая кряжистая липа за окном густой листвой загораживала свет, поэтому кругом царил приятный для глаз полумрак.
Тома заметила множество фотографий в рамках: группы людей в мантиях выпускников. Цветные изображения, черно-белые. И даже коричневатые, датированные пятидесятыми годами девятнадцатого века.
Висели и картины: отдельные портреты, пейзажи Линдхольма, на которых главное здание выглядело совсем иначе, а домики напоминали деревенские лачуги. Только маяк везде оставался одинаковым. Наверное, ему стукнуло по меньшей мере две сотни лет.
Наверх вела широкая лестница из темного дерева и упиралась в огромный флаг со знаком солнца в круге и надписью на латыни: «Sol lucet omnibus».
Скрипнув ступенькой, Тома поднялась на второй этаж: по всему периметру шли балюстрады и двери с табличками. Ханна объясняла, что на втором и третьем этаже проходят занятия, внизу, помимо холла и столовой, располагается главная библиотека, а четвертый этаж целиком отдан профессору Эдлунду. Там и его кабинет, и спальня, и огромная лаборатория, вход в которую разрешен только ему, мисс Вукович и мисс Кавамура. Остальных преподавателей и даже уборщицу миссис Чанг профессор туда не пускал.
Мара подошла к флагу и в задумчивости коснулась полотна.
– Солнце светит всем, – услышала она и обернулась.
Из коридора вышли Джо и Эдлунд.
– Здесь написано на латыни: «Солнце светит всем», – с улыбкой повторил профессор. – Мы с мистером Маквайаном закончили. Пойдем, Мара, я провожу тебя в свой кабинет.
– Тебя подождать? – спросил Джо.
– Я… Я не знаю, – она вопросительно взглянула на Эдлунда.
– У нас будет полноценная тренировка, – ответил тот. – До ужина ты вряд ли освободишься.
– Увидимся в столовой, – кивнул индеец и пошел вниз.
– Вот так да, мисс Корсакофф! – Профессор удивленно поднял брови.
– А что? – удивилась она.
– Кажется, ты покорила нашего невозмутимого Джо. Столько слов за один раз даже я от него не слышал.
Они свернули в коридор и вскоре оказались на узкой лестнице. Тома поднималась следом.
– Профессор… – нерешительно начала она, когда они минули третий этаж.
– Да?
– Пока занятие не началось… Дело в том, что мисс Вукович говорила мне… Что вы знали мою маму.
С его спиной разговаривать было проще: вопросы про маму всегда давались Тамаре нелегко.
– Да, знал.
– Вы поэтому решили взять меня?
– Пожалуй.
– Профессор Эдлунд, прошу вас, расскажите мне о ней. Хоть что-то. Я всегда хотела побольше узнать о ней. У меня была фотография… Раньше. И все. В личном деле есть информация только о ее смерти.
Шагнув на верхнюю ступеньку, Эдлунд обернулся:
– Я обязательно расскажу тебе все, что смогу. И даже поищу фотографии. Но после занятия.
– Хорошо.
Он провел ее в просторный кабинет: книжные полки, массивный стол, высокие окна и удобные диваны. Здесь было светло, в форточку врывался приятный морской ветерок, принося тонкий запах цветущих лип. Хотелось дышать полной грудью, шагнуть из окна и полететь к маяку – туда, где волны разбиваются о каменистый берег.
– Красиво, правда? – довольно спросил профессор. – Это мое любимое место.
– Мне нравится.
– Ну, – он уселся в кресло на колесиках и хлопнул себя по коленям. – Выбирай, где тебе будет удобно.
Она устроилась на краешке дивана.
– Располагайся, можешь скинуть кроссовки, растянуться во весь рост.
– Как у психоаналитика?
– Откуда ты знаешь?
– В кино видела.
– Ну… примерно так. Расслабься.
Тамара послушно легла, но расслабиться рядом с чужим человеком было трудно.
– А если я… – неуверенно проговорила она. – Ну, трансформируюсь… Как же моя одежда? И вдруг мой отец был рыбой? Или… Я не знаю… Слоном?
Ей ведь не придется здесь раздеваться?!
– Сейчас мы не будем перевоплощаться. Просто побеседуем, – успокоил ее Эдлунд. – Я всего лишь хочу определиться с тактикой. Закрой глаза. И рассказывай мне все, что придет в голову.
– Например?
– Попробуй вспомнить что-то хорошее. Что вызывает у тебя улыбку и чувство защищенности.
Это он загнул, конечно. Ее так и подмывало крикнуть: «Профессор, ты вообще бывал в детских домах? В русских детских домах, потому что если у вас такие тюрьмы, то и вместо интернатов наверняка конфетные городки».