Несколько иную картину представляет Запад, и преимущественно Италия. Высшие классы римского гражданства (сенатское и всадническое сословия — носители греко-римской культуры и представители имущего класса) потерпели жестокое поражение в политической борьбе, жестокое, но не полное. Как мы увидим ниже, конституция Октавиана не была и не могла быть чистой монархией, основанной на базе бессословного подданства. Она была компромиссом между военной властью, которой имущие классы уступили суверенитет, и сенаторским и всадническим сословием, удержавшими все свои сословные, имущественные и культурные преимущества.
Роль сената и всадничества как политических единиц изменилась, но они остались аристократией и господствующими классами населения в ущерб тем, кто оказался победителем в политической борьбе, то есть пролетариату и пролетарскому войску.
Но оба эти класса жестоко пострадали в кровавой борьбе. Все лучшее, самостоятельное, инициативное и гордое своим великим прошлым частью было уничтожено, частью бесконечно унижено. Материальное благосостояние старых родов было подорвано в корне, имения конфискованы, капиталы расхищены. На смену им явились новые люди, верные слуги и помощники военной власти, в значительной части не римляне по рождению, частью — италики, частью — провинциалы.
Этой новой знати открывалась широкая дорога воссоздания аристократии, с одним условием — восприятия нового режима в том виде, в котором он был построен Октавианом. При этом единственном условии они могли легко возродить и свое материальное благосостояние, и свое социальное первенство.
И это было сделано, частью — на руинах старых правящих родов, частью — использованием экономических условий, созданных гражданской войной.
Разбитым и почти в корне уничтоженным вышло из гражданской войны трудовое землевладельческое население Италии, крестьяне и мелкие помещики. Огромные их массы прошли, как мы видели, через пролетариат и через ряды войск честолюбцев, боровшихся за власть. В некоторой части они вернулись на старые места или получили новые наделы, как ветераны. Но трудовые навыки и творческая инициатива были ими утеряны, и они сделались легкой добычей не умершего и даже не обессиленного капитализма.
Вспомним, что в городах, в составе пролетариата, они привыкли к жизни без работы, на счет государства; жизнь эту они продолжали затем и в войске, присоединяя к приобретенному навыку безделья еще более пагубный навык насилия, жизни за чужой счет, грабежа и убийства. Насилием приобретали они и землю, насилием водворялись в чуждую им среду местного трудового населения. Ясно, что эта часть населения Италии и в первом, и в следующих поколениях не только не способна была возродить экономическую жизнь страны, но не в состоянии была даже длительно удержать в своих руках даром доставшиеся наделы, с которыми не соединяли ее ни традиция, ни привязанность, ни трудовые навыки.
Пала и сопротивляемость в борьбе с капиталом оставшегося на местах земледельческого населения. Общая экономическая разруха не могла не отразиться и на нем. Поборы, налоги, содержание войск ложились на него тяжелым бременем. Лучшие силы предпочитали бросать насиженные места и искать заработка иным путем, оставшиеся же запутывались долговыми обязательствами и легко теряли свою хозяйственную самостоятельность.
В силу всего этого, крупный капитал, как и всегда тяготевший к земле, встречал необычайно благодатную почву для подчинения себе мелкой собственности, и рост крупной земельной собственности в Италии не только не остановился, но даже не приостановился. Львиную долю, конечно, получили победители, прежде всего, сам Октавиан. Вместо трудового землевладельческого населения, вырос в численности городской пролетариат, а на нивах и полях Италии землевладелец-собственник превращался в арендатора, все более и более зависимого от собственника земли, все более и более сближавшегося с крепостным крупных восточных латифундий[161]
.Значительные массы трудовых италийских элементов эмигрировали. Эмигрировали, конечно, в новые земли, открытые им завоеваниями республики. Не на Восток, где их ждала тяжкая и непосильная конкуренция, а на Запад: в Африку, Испанию, Галлию. Творческая часть Италии ушла из нее, романизовала новые провинции, способствовала их экономическому и культурному расцвету, создала будущую романскую Европу. Но эта работа претворения новых областей поглотила в значительной мере их творческую энергию и медленно создавала возможность не только материальной, но и культурной творческой работы на новых местах, особенно поскольку дело касалось высших культурных достижений.